С коронацией своей собственной супруги его тюдоровское величество затянул настолько, что это стало выглядеть почти неприличным. Похоже, Генри VII колебался в этом отношении даже после того, как в феврале 1487 года принудил тёщу уйти в монастырь, предварительно конфисковав у неё всё, что мог. Напрасно колебался, кстати сказать. Пусть его супруга и не была самой уравновешенной из женщин, свой выбор она сделала окончательно и бесповоротно. Чего не сказать о Ричарде Вудвилле, её дядюшке, который не выказал ни малейшей симпатии к новому режиму, хотя и держался подальше от политики вообще.
Надо сказать, странности отношения семейства Вудвиллов к Тюдору просто требуют отдельного современного исследования, которое ещё не сделано должным образом. Алисон Вейр написала о жизни Элизабет Йоркской толстенную книгу, первые две сотни страниц которой касаются именно Вудвиллов, но Вейр имеет печальную склонность трактовать историю в свете собственных симпатий и антипатий, заходя в этом достаточно далеко. Дэвид Болдуин, написавший биографию Элизабет Вудвилл, сохранил (как всегда) нейтральную объективность, но его книга (как всегда) настолько лаконична, что делать какие-то выводы на основании её содержания совершенно невозможно. Тем не менее, детали биографий говорят сами за себя: отношения Вудвиллов и Тюдоров, казалось бы, естественных союзников уже по причине родства через брак, не были беспроблемными.
И как же Эдвард Вудвилл, который сражался за Генри Тюдора при Босуорте и против «Дублинского короля»? Почему Тюдор не доверял ему? А он не доверял, потому что из его собственных бухгалтерских записей следует, что за сэром Эдвардом пристально следили с самого 1486 года. Скряга не был скрягой, когда дело касалось шпионажа за собственными подданными. Поэтому странный интерес Эдварда Вудвилла к португальскому двору не остался в Англии незамеченным.
В 1488 и 1489 году Скряга щедро платил суммы от 4 до 10 фунтов каким-то таинственным осведомителям при дворе короля Жуана, а в 1489 и вовсе пожаловал ему Орден Подвязки — честь, которой англичане и в XV веке не разбрасывались. Посольство короля Жуана в Лондоне (декабрь 1490 — май 1491) содержалось более чем щедро, и послы засыпались подарками. Что за странный интерес к стране, известной, по большей части, как поставщик любопытных экзотических продуктов на европейские рынки? Интерес, который закончился так же внезапно, как начался. Закончился, когда «Перкин Варбек» открыто выступил в качестве оппонента режиму Тюдора.
Англичан, прибывших в Португалию вручить королю Жуану Орден Подвязки, принимал сэр Брамптон. Его «паж Пирс» был в это время уже при дворе да Кунхи, но мог принимать участие в торжествах. И, скорее всего, принимал, ведь они собрали на праздник до 700–800 баронов, рыцарей и сквайров королевства. Рассказал ли Брамптон что-то о своём бывшем паже англичанам? Во всяком случае, герольд Ричмонда активно шпионил за чем-то в Португалии уже с августа 1489 года, тогда как официальная делегация прибыла туда только в декабре. Кое-что может значить и факт, что чуть ли не одновременно с ним, герольд Карлайла был отправлен с такой же таинственной миссией в Брюгге.
Насколько в историю с будущим «Перкином Варбеком» был вовлечён сам король Жуан II? Ответ может быть найден в том, что он где-то на переломе 1493–1494 годов послал создателя глобуса, Мартина Бехайма, к «сыну короля во Фландрии». В те годы этот оборот мог относиться только к одному человеку в Европе — к Ричарду Английскому. Надо сказать, что именно в тот период относительно подлинности этого претендента на трон не был уверен даже император Максимилиан, так что остаётся признать, что король Жуан прекрасно знал, кто именно в 1487 году прибыл с леди Брамптон в Португалию.
Миссия Мартина Бехайма была секретной, но, очевидно, не для всех — золото Скряги платилось шпионам в Португалии не зря. На пути в Бургундию Бехайм был перехвачен англичанами, и задержан на неопределённый период в Англии. Когда ему удалось бежать, Ричарда Английского во Фландрии уже не было. Сам Бехайм описывает этот эпизод чрезвычайно осторожно, называя своих тюремщиков пиратами, а своего освободителя — «бородатым пиратом».
Жуан II, король-прагматик и большой умница, умер в 1495 году, так что совершенно неизвестно, на чьей стороне он мог быть в интриге вокруг английской короны. Скорее всего, на стороне победителя. Или, всё-таки, на стороне своего протеже? Во всяком случае, в 1494 году он послал своего камергера к путешественнику, географу и торговцу Иерониму Мюнцеру, который именно тогда решил сбежать от очередной эпидемии чумы оригинальным способом, путешествуя через всю Западную Европу. Что было опаснее, риск заразиться чумой, будучи очень и очень богатым человеком, в распоряжении которого был любой комфортабельный ретрит[120], или проехать 7 000 миль верхом через Европу, где чума вспыхивала то здесь, то там, и в придачу к ней путешественнику грозили другие невзгоды? Ответ очевиден. Например, король Жуан получил информацию по следующим вопросам: