Столкновение с грубыми реалиями жизни оказалось для Гарри шоком, который в будущем конкретно отразится на судьбе королевства. Он навсегда возненавидел «предрассудки» гаданий и предсказаний — ведь астролог предсказал королеве благополучное рождение сына и долгую, счастливую жизнь. Он стал с большим подозрением относиться к паломничествам и реликвиям — ведь королева от всей души ездила по святым местам, и это ей совершенно не помогло. К сожалению, он не догадался столь же критически рассмотреть состояние придворной медицины, но эта область была далеко за пределами знаний людей, не являющихся специалистами, а придворные медики умели быть убедительными, даже разводя руками в состоянии полной беспомощности. И только мужчина, хорошо знакомый с практической изнанкой женской жизни, мог долгие годы стоически переносить все неудачи с беременностями жены, невозмутимо отбиваясь от издевательского сочувствия иностранных послов.
Но все это будет в далеком будущем, а сейчас, в канун Троицы 1504 года, принц Гарри переезжал из осиротевшего Элтема ко двору короля. Надо сказать, что Генри VII тоже толком сына не знал. Разумеется, он сталкивался с ним в официальных ситуациях, но после смерти жены, он более или менее полностью передал практические вопросы организации быта сына своей матушке, леди Маргарет. В святой вере, что та знает, что делать. К счастью, леди Маргарет действительно знала. Конечно, ситуация может вызвать в наше время изумление, ведь, в конце концов, принца-наследника, «папиного сына» Артура, король благополучно вырастил до юношества. На самом же деле, и Артур до 7 лет жил при дворе матери, а потом переехал далеко от родителей, в свое собственное хозяйство, управляемое своим собственным советом. Именно с этим советом король и имел дело по всем практическим вопросам.
Леди Маргарет взялась за дело перестройки жизни внука энергично и с умом. Разумеется, леди Элизабет Дентон, заправляющая хозяйством принца, должна была оставить свой пост. Она была переведена на службу к леди Маргарет, став придворной дамой — хозяйством наследника должен был управлять мужчина. Для Гарри это было словно осиротеть во второй раз. Тем не менее, протокол обустройства быта принца-наследника был неумолим. Именно в тот период на службу к принцу (с начала года — официально принца Уэльского) поступили хорошо вышколенные, доказавшие свою полезность, прагматичные молодые придворные: валлиец Уильям Томпсон (служивший когда-то принцу Артуру), Ральф Падси (который начал пажом в личных палатах короля, и стал хранителем драгоценностей при принце), Уильям Комптон (сирота малозначительного землевладельца-джентри из Уорвикшира, воспитанный при дворе). Мажордомом при хозяйстве принца стал сэр Генри Марни, служивший королю ещё с Босуорта. В принципе, это место должен бы был занять сэр Ричард Поль, который управлял хозяйством принца Артура, но Поль уже был был смертельно болен, и действительно умер в октябре 1504 года, так что Марни, которому доверяли и король, и леди Маргарет, стал самой важной фигурой при дворе нового принца-наследника. Из родственников, при принце Гарри был его обожаемый дядюшка, Артур Плантагенет, занявший место в совете принца. Вместе с Эмтоном, к слову сказать, и Фоксом. Втроем они представляли рыцарство, закон и духовность.
Разумеется, Генри VII был абсолютно настроен оберегать сына, как зеницу ока. В конце концов, на плечах принца теперь лежали все надежды на продолжение династии. И король был в курсе, что никакой преданности подданных его династии пока не существовало. Да, принц Гарри с самых нежных лет играл значительную роль во всех публичных ритуалах, но для широкой публики он был величиной неизвестной. Так что за каждым его шагом отныне следили внимательные глаза придворных, и каждое его слово ловили чуткие уши. Примечалось всё — с кем принц разговаривает, а кого игнорирует, как он выглядит, как ходит, как смеется и как гневается. К счастью для Гарри, он был вполне готов для этой ноши, кажущейся непомерной для 13-летнего ребенка. Он был веселым, здоровым и бойким мальчишкой, обожавшим находиться в центре внимания, и вышколенным для своей роли. Немного избалованным, но умным и по-хорошему, всерьез набожным — сказывалось влияние бабушки и, отчасти, матери, для которой как минимум публичная набожность была её государственной ролью. Достаточно сказать, что Гарри повсюду носил с собой молитвенный свиток (дошедший до наших дней), на втором листе которого он впоследствии трогательно написал: “Wylliam thomas I pray yow pray for me your lovyng master Prynce Henry”[141].