Относительно четвертого копьеносца я сведений не нашла. Тем не менее, когда-то я читала, что в команде друзей принца Гарри по корту был Чарльз Брэндон, попавший туда за выдающиеся турнирные таланты, приятную внешность и хорошо усвоенное умение находить общий язык с теми, с кем он хотел быть в дружеских отношениях, и не отсвечивать там, где это было бы неуместно.
Момент славы наступил для Гарри в Ричмонде, летом 1505 года. Славой покрыли себя не только его новые друзья, но и он сам. Теперь ему исполнилось 14 лет, то есть, по меркам своего времени, он считался теперь совершеннолетним молодым человеком, обязанным участвовать в государственных делах, развивать себя, и брать ответственность за те решения, которые он принимал. Принц отнесся к своему совершеннолетию очень серьезно, поэтому столкновение между его жаждой взрослой жизни и желанием отца полностью контролировать жизнь сына (из лучших побуждений, разумеется!) становилось неизбежным.
Дела брачные
Суета по поводу предполагаемой девственности Катарины Арагонской после её первого брака началась задолго до бракоразводного процесса со вторым мужем. Собственно, все окружающие на 1504 год прекрасно знали, что Артур и Катарина отнюдь не молитвы читали в их супружеской постели, поскольку и сами молодые вступили в брачную жизнь с большим и нескрываемым энтузиазмом, и, возможно, неподалеку от спальни новобрачных дежурила несколько ночей опытная акушерка на всякий случай, как это было заведено раньше в домах больших вельмож, когда новобрачные были юны и неопытны, да и приближенные принца дежурили, как полагается, буквально в соседней комнате. Но Артур умер, а политические интересы Англии и Испании по-прежнему требовали родства между королевскими домами, так что было вполне логичным решением выдать вторично замуж уже находившуюся на месте и более или менее ориентирующуюся в английских придворных условиях Катарину, чем искать для принца Гарри другую невесту из того же гнезда.
Испокон веков, Святейший престол хладнокровно благословлял под венец вдов с ближайшими родственниками их почивших супругов, если того требовали политические и региональные интересы. Сестра Катарины, Изабелла Арагонская, которая была выдана за Афонсу Португальского, даже успела вернуться домой после смерти обожаемого супруга, но её силой родительского давления заставили стать женой дядюшки Афонсу, Мануэля, и никаких проблем и вопросов это не вызвало[142]. Изабелла Ангулемская вышла, в конечном итоге, за сына своего первого мужа (хотя её брак с первым Лузиньяном и остался теоретическим за младостью лет невесты). Анна Бретонская вообще была передана как переходящий вымпел от одного французского короля (Шарля VIII) другому (Луи XII), причем короли приходились друг другу кузенами, и Анна была кузиной обоих. Её дочь, Клод, в свою очередь была выдана за своего кузена Франциска I. Джоан Кентская и Черный Принц, родители Ричарда II, были кузенами.
Тем не менее, ни в одном из вышеперечисленных браков не вставал вопрос о девственности невесты. Да что там, у Изабеллы Ангулемской и Джоанны Кентской и дети от предыдущего брака были. То есть, хотя девственная иностранная принцесса и политически выгодный брак были обычно в цене на брачном рынке, на практике женились так, как было выгодно, а то и вовсе по любви (как в случае с Генри IV). Соответственно, весь цирк вокруг девственного/не девственного состояния Катарины Арагонской объяснялся чем-то другим. Зная характеры Фердинанда Арагонского и Генри VII, объяснение следует искать в деньгах, и в деньгах оно было в первую очередь.
Брачный договор дочери Фердинанда и сына Генри VII оговаривал приданое Катарины и её вдовью часть очень подробно. Если Катарина и Артур жили как супруги до смерти Артура, Фердинанд был обязан отчехлить королю Англии изрядную сумму, которую он, к слову сказать, так никогда полностью и не выплатил. Но и английский король отнюдь не поторопился выделить овдовевшей невестке её вдовью часть, оговоренную в контракте, и Катарина прозябала, честно говоря, в нищете, посреди английского придворного блеска. Если же Катарина осталась девственницей после первого брака, Генри VII не пришлось бы раскошеливаться на вдовью часть, но ему бы пришлось вернуть уже полученную часть приданого. Надо сказать, что в значительной мере в своей бедности Катарина была виновата сама. У неё не хватало ни характера, ни авторитета выпнуть из своего окружения множество людей, которые были там по единственной причине: из-за денег, с которыми вдовая принцесса расставалась слишком легко. Король содержал её хозяйство, давая 100 фунтов ежемесячно, и это были огромные деньги по тем временам. Но у Катарины они вытекали из рук как вода.
142
См. “The Remarriage of Elite Widows in the Later Middle Ages”, by Rhoda L. Friedrichs.