Теперь Гиммлер настоятельно советовал Гитлеру избавиться от абвера, поскольку туда постоянно набирали интеллектуалов, выступающих затем против режима. 18 февраля Гитлер расформировывает эту организацию и заявляет о том, что немецкую разведку следует объединить. Позже в этом же году различные подразделения абвера были переданы гестапо и СД, и в мае, в Зальцбурге, Гиммлер выступил с одной из своих стандартных речей перед высшими руководителями бывшего департамента Канариса. Он высмеял сам термин абвер[93] как оборонительный, в то время как истинная немецкая разведка, сказал он, очевидно должна быть агрессивной. Вдохновение фюрера полностью исключало пораженчество; но Гиммлер зашел так далеко, что даже одобрил идею нападения на Германию, поскольку это дало бы возможность гитлеровским армиям утопить нападающих «в море их собственной крови». День «Д» настал две недели спустя.
Канарис не был разжалован сразу же после падения абвера. Он был переведен и сделан начальником Управления военной коммерции и экономики — весьма удобная незначительная должность для человека, оказавшегося настолько вовлеченным в интриги, что в равной степени он мог быть хозяином и нацистских шпионов, и агентов Сопротивления. Абвер себя не оправдал и комплектовался дилетантами, использовавшимися в качестве удобного прикрытия некоторыми членами Сопротивления, такими как пасторы Дитрих Бонхеффер и Бетге, Ханс Бернд Гизевиус, Отто Йон и Йозеф Мюллер. «Подчиненные с легкостью могли обвести его вокруг пальца», писал Шелленберг о Кана-рисе, чья компания ему всегда нравилась, несмотря на их сомнительные официальные взаимоотношения. К тому времени, когда Гиммлер должен быть принять решение об уничтожении человека, которым привык восхищаться, против Канариса было собрано обширное досье. Долгое бездействие навело Шелленберга, этого эксперта подозрительности, на мысль, что у Канариса могут быть какие-то секретные материалы против Гиммлера. В результате Канарис оставался на свободе вплоть до июльского покушения на жизнь Гитлера, после чего Шелленберга послали его арестовать.
Лангбен оставался в тюрьме без суда вплоть до покушения на Гитлера в следующем году; его именем спекулировали в равной степени и нацисты, и члены Сопротивления. Все попытки Попица узнать что-либо о его судьбе от Гиммлера потерпели неудачу, да и сам Попиц вызывал подозрение у многих членов Сопротивления, которые считали его опасным уже хотя бы потому, что за ним велась пристальная слежка. Месяц за месяцем тянулись допросы, старательно протоколируемые Хасселем, но в интересах Гиммлера было запутать следствие насколько возможно. По крайней мере, на этом этапе Лангбена не пытали, а это могло быть возможным лишь по приказу Гиммлера.
В начале ноября 1943 года состоялась продолжительная беседа Гиммлера с Геббельсом, в ходе которой они пришли к выводу, что негибкая внешняя политика Риббентропа имеет весьма плачевные последствия, и затем, как обычно, едко покритиковали верховное командование. После этого Гиммлер начал обелять свою собственную позицию по отношению к Сопротивлению; он рассказал Геббельсу о существовании группы врагов государства, в число которых входит Хальдер и, возможно, также Попиц. Эти круги, сказал он, собираются начать переговоры с Англией, минуя Фюрера. Похоже, Гиммлеру неплохо удалось себя оправдать: «Гиммлер считает, что эти господа не особенно опасны из-за их трусливого пораженчества, — писал Геббельс. — Я твердо убежден, что внутренняя безопасность находится в надежных руках, пока этим ведает Гиммлер».
*[94]
VI
Чудотворные руки[95]
94
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕТКИ
Весьма полезную информацию о Гиммлере мы получили от Дорис Мехнер, которая в двадцатидвухлетнем возрасте, в 1943 году, была принята в штат секретарей Гиммлера, на том основании, что она, как и сам Гиммлер, была родом из Баварии. Относились к ней хорошо, но платили лишь 300 марок в месяц. Она должна была постоянно жить в специальном поезде Гиммлера. Он бегло диктовал ей тексты с ярко выраженным баварским акцентом и раздражал ее своей привычкой подергивать рукой левую бровь. Как мужчина он не произвел на нее ни малейшего впечатления, но он всегда был очень внимателен и делал работающим на него девушкам небольшие подарки в день рождения и к Рождеству. Чтобы во всем успевать, он использовал тщательно продуманную систему напоминаний. Аналогично и его корреспонденция, объем которой был невероятен, тщательно регистрировалась, чтобы он был уверен в получении всех нужных ему ответов. Фройлен Мехнер обратила внимание на его любовь к Хедвиг; он держал ее фотографию в столе и часто во время работы на нее смотрел. Девушки подшучивали над его одержимостью блондинами и блондинками; фройлен Мехнер не раз наблюдала, как он изучал фотографии будущих невест СС, прежде чем принять решение, подходят ли они для его людей.
95
Все примечания к этой главе имеют ссылки на мемуары Керстена (Хачинсон, Лондон, 1956). Сохранившиеся в Федеральном архиве в Кобленце страницы гиммлеровского дневника показывают, как много времени проводил Гиммлер в руках своего массажиста. Обычно утром или вечером он выделял целых два часа на процедуры, без которых уже практически не мог обходиться. Не следует забывать, что Керстен был совершенно непопулярен в глазах таких людей, как Мюллер и Кальтенбруннер. Также он выглядел «помехой» для некоторых людей, искавших путей примирения через нейтральную Швецию. Несомненно, характер Ксрстена не был свободен от некоторой доли тщеславия. Начатые им переговоры глубоко обидели графа Бернадотта, который желал приберечь для себя все лавры борца за примирение. Со времен войны среди главных сторонников Ксрстсна можно назвать его биографа Кесселя, профессора Хью Тревор-Ропера и Акима Бесгена, опубликовавших в 1960 году книгу 0 Керстене, DerStille Befehl. Одно время после войны в Швеции даже подумывали присудить Керстену Нобелевскую премию за мир.