Золото было другим, еще более могучим стимулом португальской заморской экспансии. «В то время, — пишет автор книги, — проблема золота считалась значительно более важной, чем работорговля, и большинство португальцев, большинство европейцев — вельмож, купцов, мещан, селян, ремесленников — были куда больше взбудоражены новизной зрелища первого туземного золотого песка… привезенного домой Гонсалвесом в 1442 г. и оказавшего такое магическое воздействие на общественное мнение, что интерес к плаванию от узкого кружка передался каждому сословию и привлек добровольцев со всех сторон, ибо отныне экспедиция в Гвинею стала заветной мечтой всякого предприимчивого человека».
В цитируемых Ч. Бизли средневековых хрониках немало описаний кровавых злодеяний «христианских цивилизаторов» на африканских берегах.
Буржуазной историографии свойственна чрезвычайная идеализация Генриха Мореплавателя. Не избежал этого и Ч. Бизли. Заключительные страницы его книги — это восторженный и безудержный панегирик португальскому принцу.
Ч. Бизли всячески пытается отделить деятельность принца Энрике от общеизвестных позорных фактов португальского колониализма.
Но это опровергается дошедшими до нас свидетельствами современников и сподвижников Энрике, документами самого принца. Да и Ч. Бизли подчас бывает затруднительно свести концы с концами в его характеристиках Генриха Мореплавателя. Так, он пишет: «Никто тогда не спрашивал, имеют ли христиане право порабощать черных язычников: это, конечно, относится и к Генриху…» И далее: «…его деятельность была причиной беспрестанной компрометации высших целей самыми низкими средствами». Или: «…работорговля и страсть к золоту в Португалии и в романском христианстве препятствовали деятельности принца ровно столько же, сколько способствовали ей».
Но, несмотря на все сказанное, читатель, интересующийся историей географических открытий и историей колониализма, найдет в книге Ч. Бизли много интересного и малоизвестного материала.
Принц Луэитанский, свыше вдохновенный,
Привил народам вкус к полезной славе
И их смешал торговлей безграничной.
Введение
Арабская наука представляет собой одно из главных связующих звеньев между просвещенным миром древних греков и римлян и Европой времен Генриха Мореплавателя и Ренессанса. В географии она в основном воспользовалась плодами трудов Птолемея и Страбона; многие мусульманские путешественники и ученые добавили к этому отдельные факты, заимствованные у индийских, персидских и китайских ученых. Но сколь бы многое они ни привнесли в греческую картографию, они не посягнули на ее постулаты.
Каковы были эти постулаты?
Отчасти они совпадали с представлениями современных картографов, однако в ряде существенных деталей имелись отличия. Рассмотрим прежде всего совпадения. Три континента: Европа, Азия и Африка, омывающий их океан, Средиземное море, Черное и Каспийское моря, Красное море и Персидский залив, южноазиатское, северо- и западноевропейское побережье были обозначены с большей или меньшей точностью в эпоху Антонинов и даже во времена Ганнибала. Подобно этому, Нил и Дунай, Евфрат и Тигр, Инд и Ганг, Яксарт и Окс, Рейн и Эбро, Дон и Волга наряду с главными горными хребтами Европы и Западной Азии размещены в основном верно в описаниях Страбона и еще лучше представлены в большой карте Птолемея. Расположение стран от Китая до Испании соответствовало современным знаниям; однако и отличия были немалые. Никогда теория так сильно не опережала известные факты, а догадки— науку, как в Птолемеевой карте мира (130 г.). Его главные предшественники, Эратосфен и Страбон, оставили множество белых пятен на своих картах и допустили немало ошибок в подробностях, однако им удалось довольно точно передать основные очертания Старого Света. Птолемей в попытке воссоздать неведомое, опираясь на внутреннее чутье, создал пародию на эти очертания. Его карта, полная изощренного вымысла, благодаря его громкому имени в географической науке парализовала какое бы то ни было приобретение знаний до тех пор, пока сомнению не стали подвергаться не только изложенные им факты, но и его теории. И поскольку вся современная наука, по существу, следовала за наукой о мире, или «географией», мы убеждаемся, сколь важным было революционное развенчивание Птолемея.