За этими изменениями, и уж точно за созывом парламента, стояло отсутствие успешной финансовой политики. Парламент 1410 года не был щедрым в своих пожалованиях: к осени 1411 года, когда собралась следующая ассамблея, второй из трех взносов, одобренных в 1410 году, был только что выплачен. Вполне вероятно, что потребность в дополнительных средствах лежала в основе решения созвать еще один парламент за целый год до того, как наступил срок последнего взноса субсидии, назначенной его предшественником[191]. Как намекнул король, поблагодарив совет принца за его услуги, можно было бы добиться большего, если бы были выделены большие суммы денег[192]. Если совет в некотором смысле был неудачным, то ответственность за эту неудачу возлагалась на парламент.
В основе объяснения событий ноября-декабря 1411 года, однако, должен лежать страх короля, что его положение находится под угрозой, и что принц, если не несет за это прямой ответственности, недостаточно энергично защищает своего отца. Признаки королевского беспокойства, возможно, неодобрения, можно было обнаружить в речи канцлера Томаса Бофорта, произнесенной на открытии сессии парламента. Призывая к "доброму управлению" королевством, Бофорт утверждал, что это зависит от верного и непредвзятого совета, а также от почета и уважения к самому королю[193]. Два дня спустя, отвечая на просьбу спикера Томаса Чосера выразить свое мнение, как это было позволено его предшественникам, король сказал, что он может это сделать, но что он не потерпит никаких "новелл" в этом собрании, и не позволит урезать свободы и права, которые принадлежат ему как королю, и которые ранее принадлежали его предшественникам[194].
Такая реакция отражала то, что, несомненно, было периодом напряженности в отношениях между королем и принцем. После того, как в сентябре 1411 года войска Арундела отправились на помощь герцогу Бургундскому, встал вопрос о том, кто на самом деле отвечает за государственные дела. Каков был статус принца и совета?[195] Принц, в конце концов, не занимал никакой реальной или формальной должности. Мог ли он действовать так, как хотел, даже если король был против его политики? Считалось ли, что он действует именно так? Означало ли "отречение" кроля формальный отказ от трона, или же просто позволение другим принять на себя реалии власти без такой передачи? Любая мысль о первом была опасна. О Ричарде II говорили, что он отрекся от королевской власти; Генрих IV, как никто другой, не мог допустить, чтобы его заставили сделать то же самое. Даже неофициальный акт поручения, позволяющий принцу править от имени короля, не принес бы пользы ни монархии, ни династии. Генрих IV, похоже, был полон решимости не допустить такого развития событий. Критический момент, вероятно, уже миновал к моменту заседания парламента в ноябре 1411 года, когда он мог публично заявить, что не потерпит никаких "новелл". Принц зашел слишком далеко, и он заплатил за это политическую цену. Его отец все еще оставался королем.
В течение оставшихся пятнадцати месяцев правления принц и большинство его бывших соратников были отстранены от власти. Но мы не должны рассматривать смену администрации, как чистую зачистку тех, кто работал с принцем. В то время как архиепископ Арундел был восстановлен в должности канцлера и главного советника, Томас Лэнгли и Николас Бубвит, работавшие с принцем в промежуточный период, были сохранены в качестве платных советников. Более того, в записях есть свидетельства того, что по крайней мере некоторые из тех, кто потерял свои должности, получили "отступные" от, вероятно, не совсем неблагодарного короля[196]. Однако факт остается фактом: такие выплаты не могли скрыть напряжения и стресса, которые существовали в отношениях между Генрихом IV и его двумя старшими сыновьями. Король, несомненно, чувствовал себя уязвимым. В данных обстоятельствах его естественным союзником был второй сын, Томас, который также пострадал от действий принца и членов его совета, в частности епископа Бофорта, когда они контролировали дела. В июне 1410 года, когда Томас потребовал выплаты сумм, причитающихся ему как королевскому лейтенанту в Ирландии, ему было сказано, что деньги будут выплачены только при условии, что он отправится в Ирландию и выполнит там свой долг[197]. Примерно в то же время его брак с Маргаритой, вдовой Джона Бофорта и невесткой епископа, натолкнулся на противодействие последнего и его отказ, как исполнителя завещания брата, удовлетворить некоторые финансовые требования, предъявленные к нему, в чем он, похоже, пользовался поддержкой принца. Таким образом, личная неприязнь сыграла свою роль, и, вероятно, продолжала играть и после того, как принц и епископ Бофорт покинули совет в конце 1411 года.
191
В парламенте в январе 1410 года принц пригрозил уйти в отставку, если не будут выделены деньги на содержание правительства (ibid., iii, 632).
192
"И более того, пусть он знает, что если бы у них было больше, чем у них было…они исполнили бы свой долг, сделав больше добра, чем было сделано…" (ibid., iii, 649).
194
"…он никоим образом не хотел бы иметь в этом парламенте какую-либо новизну" (ibid., iii, 648);
196
Не только принц, но и Скроуп, Арундел и Уорик получили такие денежные вознаграждения (PRO, E 404/27/168–9, 214, 268).