Но самым ужасающим зрелищем были линкоры — исполины войны, исполины разрушения. Их корпуса напоминали гигантские лезвия, острые и изогнутые, словно демонические клинки, созданные для одного — разрывать, уничтожать, стирать с лица реальности.
Даже на таком расстоянии этот флот внушал первобытный ужас. В самой их форме, в их движениях, в том, как их обволакивала чернота, было что-то неправильно-зловещее.
Джек сжал кулаки.
— Ну что ж, Вайрек, если ты хотел появится эффектно – поздравляю, у тебя получилось.
Тишина, которая повисла после появления черного флота, была пугающей. Даже тревожные сигналы корабельных систем, казалось, звучали приглушённо, словно сами машины ощущали надвигающийся ужас.
И вдруг пространство разорвал голос.
Канал связи активировался сам по себе, без запроса, без разрешения – словно сама тьма захотела быть услышанной. Экран дрогнул, заполняясь помехами, а затем на нём появилось существо, от одного вида которого хотелось отвести взгляд.
Это был Элдарианец.
Но уже не просто Элдарианец – это было нечто иное. Он был облачён в мрачную, чёрную мантию, по которой, как по венам, текли пульсирующие багровые жилы энергии. Они мерцали, словно кровь, переливаясь в такт биению невидимого сердца. Ткань не просто двигалась – она жила.
Лица его не было видно. Только два огненных багровых глаза горели в темноте под капюшоном. Они не сверкали, не мигали, не отражали свет – это был живой, первобытный огонь, пламя, которое пожирало саму душу.
Позади него был Сверхразум — сущность, которая была сущностью самой галактики. Сверхразум, в своём обновлённом облике, был почти божественным: его массивный шар напоминал гигантскую фиолетовую звезду, охваченной чернильной тенью, которая поглощала свет. Огромные тени внутри его структуры двигались, пульсировали, создавая ощущение бесконечной мощи.
Сверхразум не был просто живым существом. Он был частично божественной сущностью, которая объединяла безумие и совершенство, разум и хаос. Его гигантские, многослойные ядра, скрытые внутри этой тьмы, были заселены миллиардами сознаний, замороженных во времени. Он был олицетворением древней вселенной, когда-то живой, а теперь навсегда замёрзшей в своих собственных вычислениях.
И когда Элдарианец заговорил, холод пробежал по венам каждого, кто слышал этот голос. Голос, от которого хотелось зажмуриться, спрятаться, исчезнуть.
Голос, в котором звучала не просто угроза, а неотвратимость.
— Я обращаюсь ко всем, кто находится в системе.
Звук его слов был низким, вибрирующим, будто исходил не из динамиков, а сразу отовсюду – из стен, из воздуха, из самых глубин разума.
— Если вы добровольно сдадитесь, я обещаю сохранить вам жизнь... и некоторое подобие личности.
На мгновение в эфире раздался жуткий, еле слышный скрежет, похожий на шёпот множества голосов, умоляющих, проклинающих, рыдающих в агонии.
— Вы вступите в мою армию...
И в этот момент "Эон" снова вспыхнул кровавыми рунами, и его чёрные корабли зашевелились, как одна гигантская масса, готовая поглотить всё живое.
— ...и вместе мы проведём эту галактику в другое, лучшее будущее.
В голосе не было сомнений. Он говорил так, словно будущее уже решено. Словно выбор не существовал.
— В противном случае...
И тут энергия на его мантии вспыхнула ярче, словно кровь, бурлящая в венах чудовища перед броском.
— Вы все сегодня умрёте.
Связь оборвалась.
В рубке воцарилась зловещая тишина. Эд молча смотрел на потухший экран, скрипя зубами. Таргус стоял напряжённый, будто в любую секунду готов был броситься в бой.
Джек медленно сжал кулаки.
— Пошёл ты к чёрту, Вайрек.
Экран тактического анализатора мигнул, и связь снова активировалась. Теперь изображение было разделено на две части: на одной — мостик флагмана Ска'тани "Ша'Нир", на другой — капитанский центр дредноута «Гиперион».
Адмирал Зан'Кор стоял в центре командного зала, возвышаясь над офицерами. Его песочная кожа поблескивала в холодном свете тактических голограмм, а хитро сплетённые рунические узоры на доспехах напоминали о многовековой истории его народа. Две его верхние руки были сложены на груди в символе боевой готовности, а две нижние — заложены за спину. Его глаза, золотые и бездонные, смотрели прямо в камеру — твёрдо, непоколебимо, с силой командира, который знал: от его решений зависит судьба его народа.
На другой половине экрана, среди тёмного металлического сияния флагманского мостика «Гипериона», стоял контр-адмирал Майкл Хэйвуд. Его фигура, закованная в боевую форму, излучала уверенность и решимость. На его груди поблескивали знаки отличия, а на виске — глубокий шрам, оставленный старой битвой, который теперь лишь подчёркивал его опыт. Его руки были сжаты за спиной, а взгляд был устремлён прямо в объектив — твёрдый, как сталь, непоколебимый, как сам дредноут, на борту которого он находился.