Выбрать главу

У нас есть определенный интерес к этой Гераклее. Поиски проявления культа Геракла у восточных славян приводят к фракийцам Гераклеи и к скифам Южной России, потому что причиной появления имени божества в форме Семаргл / Симаргл в пантеоне Владимира и в письменных памятниках В. Ягич называет влияние Гераклеи и греко-египетской формулы Sem Herakl — «Святой Геракл» (Jagic, 1881. Bd.5). А фигура усатого богатыря в нижнем ярусе Збручского идола, на наш взгляд, представляет Геракла, державшего небесный свод, пока Атлант добывал для него яблоки Гесперид. Это событие было известно не только славянам, но и кельтам, и служит предметом нашего повествования.

Еще скажу так: мне до сих пор кажется, что если мне доведется лечь спать пораньше и, таким образом, встать рано, и при этом никуда не нужно будет торопиться, однако при условии, что я просто пойду куда-нибудь и буду дышать свежим воздухом, тогда я обязательно сформулирую то, о чем думаю: что есть что. Возможно, что это чувство родилось при воспоминании об Академии перипатетиков, сферой интересов которых были только те их мысли, которые родились при ходьбе и на свежем воздухе, — этим мыслям они доверяли.

Пусть, однако, не думают, будто мы не знаем, высказывание В. Хлебникова о том, что есть что, и сказал он хорошо:

Свобода приходит нагая, Бросая на сердце цветы, И мы, с нею в ногу шагая, Беседуем с небом на «ты». Мы, воины, строго ударим Рукой по суровым щитам: Да будет народ государем Всегда, навсегда, здесь и там! Пусть девы споют у оконца, Меж песен о древнем походе, О верноподданном Солнца — Самодержавном народе.

Не надо вести никаких исследований, чтобы утверждать, что беседовать с небом на «ты» удалось одному только Гераклу, когда он, сжигаемый лучами солнца в Северо-Западной Африке, направил свой лук в сторону бога солнца Гелиоса и хотел выстрелить в него, но Гелиос вступил с ним в диалог и отговорил от этого дерзкого поступка; после чего Геракл получил от Гелиоса его золотой кубок и переплыл на нем океан.

(10) Нельзя пренебречь фракийским именем Лик, которое в виде первой части в имени Ликаон встречается у пелазгов и троянцев. Первый — это Ликаон, сын Пелазга, который породил от различных женщин пятьдесят сыновей, в числе их был и сын Ликей.

Но тут проявляется одно обстоятельство и просит, чтобы обратили на него внимание— это двойственное значение в греческом имен Лик, Ликаон и Ликей, которые связаны со словами «волк» и «свет». Ликос «волк»; лика-вое «год, путь солнца» от слова лике; Ликеиос «Ликейский или Ликеец», эпитет Аполлона от лике «светлый», бог света. Но производили его от ликос «волчий» (Вейсман, 1991. Стлб. 770, 771).

КРАСОТА В ДЕЙСТВИИ
1 Кочевники ищут пастбищ и счастья, Но кормятся они только крамолой, Беспорядками там, где бы порядок — Внутри, в своей стихии — должен быть. И когда: как нам быть? — размыслишь, Перемещаясь в духе от чувства Жизни и красоты у одних, дальше, К тому народу, у которого красота — Римляне лишь нашли этому чувству Сверхприменение, ближе к нам немцы — Крики команд, эстетика знамен и боя, — Не актуальна и не энергична Красота без Империи — не вечна! 2 Но не возникайте с мыслью: а греки? — Да, братья! О, как я хотел и это Сказать, скажу: красен ужас жара Страстей Земли — Элевсин, Элевсин! — С мертвым живого связь, ужас Деметры Губастой. Безжалостные, что цвело В поступках тогда живых людей, При Эмпедокле? — Что у отца, схватившего сына, Чей образ как у слетевшего с ума, — С молитвой его закалывает и готовит в доме Жертвенный пир, свою плоть пожирая? Мысли? Так это ведь дух мирозданья. И, должно быть, стихия, погода действий. А дар богов у них был — камень канонов. Красота — Аполлон, безжалостный волк. 3 Да, мы спасем себя, нет здесь вопросов. Кочуем по своей наживе, корчуя Благополучие своих, — Россия! Добыть бы нам, чуждым, сродные формы В эстетике, верней — красоты в делах. Нам отбирать воздух от этого мира, И вывести его из аморализма, Из мертвой точки, не ссылаясь на рынок. Себя опознать в героях. Хотеть бы нам так, Чтобы истинное создать давление В системе мир-спасет-красота, — братья! О, разрушающее давление на Волю к наживе, что только к наживе. Вон!