Могут ли политики с Уайтхолла[20] пойти на это? Не могут. А будут ли мириться с тем, что существует, казалось бы, извечно, здесь, на Фоллс-роуд? Не мирятся и не будут. Компромисс стал невозможен. Политика «разделяй и властвуй» отброшена, как изъеденная молью английская лисья шуба. Непримиримость достигла предела. И как на всякой войне — в полевых условиях или городских, кто-то обязательно должен победить: мирным путем или насильственным...
Ветлугин увидел, как из загадочного дома наконец-то вышел священник. «Черный джентльмен» шел медленно, прижав левую руку к груди, склонив лицо долу. Всем своим видом «святой отец» демонстрировал скорбь.
«Неужели Шин О’Хагэн уходит? — беспокойно подумал Ветлугин. — Однако, может быть, это совсем и не он, а настоящий пастор? Но нет, слишком молод... Конечно, это — конспиратор! И вряд ли Шин О’Хагэн...».
И тут на Кроггэн-плейс появился уже знакомый мальчишка, а за ним мрачный, здоровенный тип лет сорока. Ежик вздрагивал всем своим худеньким телом и обеими ладонями вытирал слезы. Здоровяк был неуклюж — и в походке, и в движениях. Он как-то неловко и тяжело положил огромную лапу мальчишке на плечи — не то для утешения, не то для того, чтобы схватить, если тот вздумает бежать.
У него было крупное костистое лицо. Щеки и бакенбарды он выбривал, и потому круглая черная борода, соединяясь с вислыми усами, напоминала гирю, подвешенную на тонкий выступ рта. Римского образца нос, видно когда-то перебитый, был приплюснутым и искривленным. В темных впадинах таились усталые, неподвижные глаза. Н‑да, спутник Ежика не внушал симпатии, если не наоборот.
Неожиданно в Кроггэн-плейс резко свернул желтый «воксхолл» с исцарапанным помятым боком. Со скрежетом затормозил. Ежик открыл переднюю дверцу и покорно уселся рядом с водителем. «Воксхолл» взревел и начал разворачиваться в узкой улочке. Мрачный тип тупо следил за трудными движениями машины. Он стоял в позе сильно побитого человека, наклонившись вперед на подогнутых в коленях ногах, с повисшими длинными руками. Так стоят боксеры после нокдауна. Потом он медленно повернулся и направился к «Трем петухам».
Ветлугин спиной и затылком ощутил его тяжелый взгляд. Он заметил, как бармен суетливо заспешил наполнить «гинессом» большую кружку. Тип молча поднял ее и, никак не реагируя на вопросительный взгляд толстяка, направился к Ветлугину. Он устало опустился на стул и уставился ему в лицо где-то на уровне подбородка. И ничего, кроме безразличия, не выражали его потухшие, мутно-серые глаза. Хрипло, как бы вытягивая из нутра звуки, произнес:
— Извините, мистер Ветлугин, что заставил вас долго ждать.
Ветлугин понял, что перед ним Десмонд Маккун.
— Хорошо, что мы все-таки встретились, — попытался съязвить.
Маккун никак не отреагировал. Молча достал несколько листов, тиснутых в типографии, но очень бледно, в ряде мест почти не пропечатанных. Коротко бросил, как приказал: «Посмотрите». А сам поднял кружку и глубоко заглотнул вместе с пеной — густой и белой, как сметана, чуть ли не половину ее дегтярного содержимого. Вздохнув и выдохнув, вылил в себя остатки «гинесса». После этого встал и направился в дальний конец стойки, к бармену. Принялся что-то тихо рассказывать. А бармен все в большем ужасе таращил на него глаза.
Ветлугин быстро просматривал листы. Это, собственно говоря, были бюллетени Бюро информации, посвященные Шину О’Хагэну. В первом излагалась история его ареста, неправедного судилища и ужасов заключения в спецбараке номер четыре. Второй бюллетень открывался фотографией Шина О’Хагэна на железной кровати в накинутом на плечи темно-сером одеяле, похожем на рубище нищего. Изможденное лицо с заостренным истончавшимся носом, с черными круглыми впадинами, в которых из-за плохой печати даже неугадывались глаза, с провалами щек, — это лицо походило на анатомический череп, хотя и в обрамлении длинных прямых волос. И все же благодаря торчащему носу в этом лице-черепе можно было отыскать сходство с Ежиком! Да, выходило, с его младшим братом, с Патриком! В этом бюллетене бывший узник Мейз-призон рассказывал о своих протестах и голодовках. В частности об общем протесте заключенных блока «Эйч», когда они отказались носить тюремную одежду и сидели в камерах голые, заворачиваясь лишь в одеяла.
Третий бюллетень состоял из беседы Десмонда Маккуна с Шином О’Хагэном. Ветлугина поразило то, что свои разоблачения политики Лондона в Ольстере О’Хагэн начал со старинной ирландской поговорки: «Не бойся рогов быка, не бойся копыт лошади, бойся улыбки англичанина». И на протяжении своих ответов умело и логично обыграл эту «коварную улыбку», объясняя политические зигзаги и эквилибристику «умников» с Уайтхолла. Ветлугин искренне радовался, вчитываясь в его ответы, как радовался бы любой другой журналист, обнаруживший что-то неожиданное и важное: Шин О’Хагэн оказался умным и проницательным полемистом.
20
Центральная улица Лондона, где сосредоточен ряд правительственных учреждений; более трехсот лет, после Английской революции, синоним политической власти на Британских островах.