— Лучше бы ты погиб! Лучше!..
И тот маленький нескладеныш с синюшным, бледно-конопатым личиком — Генка Мануйлов! — с белесыми бровками, с белесыми ресницами и — о, ужас! — с белесыми глазками, который вечно заискивал, унижался, лебезил перед Дотькой Зотовым, злорадно, подобострастно вторил, и почему-то по-немецки: «Умлеген! Умлеген!..»[2]
Но нет, не «шмайссер» оказался в его тонких мальчишеских руках, а длиннющая отечественная винтовка со штыком, в два раза длиннее его, и метит штыком в грудь, в его старую рану —
«... почему? за что?..»
Илья Иванович почувствовал, как предельно напрягся, как что-то в нем хрустнуло; услышал плескучее падение капель из носика самовара, будто секундами ожило время; и с ужасом увидел, что и у Генки, и у Федота лица как бы смазались, как бы исчезли, а вместо — пустые глазницы, провалы носа, рта; и из него с ужасом вырвалось:
— О-о-о! О-о-о!..
Он ощущал, как в него вонзается штык — беспрепятственно, с легкостью, мягко; и точно в сквозную рану. Он успел схватиться за грани, сжать со всей силой, кровавя руки, не пуская дальше — до дула, до... Еще надеясь, веря, желая... Но ощутил, ужасаясь, как в голову хлынул поток чего-то теплого, вязкого, темного, как клюквенный сок, как багряный кагор, разливаясь в мозгу, заполняя сознание и — успокаивая, охлаждая, смиряя... И тогда он расслабился, вздохнул с облегчением, с безразличием. И в этой покорности вдруг ощутил счастливую негу, какую-то новую радость; и последним усилием воли узрел, догадался, что умирает, что теперь-то наконец перед ним открываются небесные дали; и он сможет — теперь-то сможет! — устремиться
«... в выси! в выси!..»
1988
ГЕРБОВЫЙ СТОЛБ
Дорожная повесть
Велико незнанье России посреди России.
1. В Луговой республике
Полторы тысячи километров вдоль и поперек Луговой республики: много это или мало? Конечно, сразу возникает вопрос о размерах этой самой Луговой республики. Да и где она? В какой части света? А может быть, в нашей стране? Угадали, в самом центре России и, кстати, ближайшая к Москве. Называется Калужской областью.
Чувствую ваше разочарование и слышу возражения: ну, зачем же такая вычурная мистификация? Согласен: вполне законное неприятие, хотя и не вполне справедливое. Наверное, и вы, читатель, путешествуя в определенных землях, пытаетесь их определять по-своему? Так и я. Но в любом случае мне придется объяснить, почему утвердилось именно такое представление.
Калужская область знаменита множеством рек; следовательно, и лугами. Но ощущаю следующее недоумение: мол, ладно, пусть «луговая», а при чем тут «республика»? Мол, поименуй «краем» или по-стародавнему «губернией», как повелось во всяких писаниях. Однако!.. Вспомните наше бурное время, полное грозовых политических раскатов, оно — в этом убежден — требует именно политической терминологии, а не той привычно вялой, этногеографической — о лужках да реченьках, о сосновых борах да народных промыслах, которых, кстати, почти нигде нет. Как народных! Поэтому-то и важно самостоянье и, если хотите, республиканизм.
Между прочим, стал бы я колесить по городам и весям этой самой ближней к Москве области, если бы не стремился узнать и услышать то, что партийные наместники предпочли бы мне не показывать, не упоминать... «Наместники», замечу, не оскорбительное понятие, а историческое: то есть посланцы или выдвиженцы центра, точнее, Москвы. Так вот, полторы тысячи километров вполне достаточно, чтобы хоть эскизно, но набросать картину жизни — ну, читатель, договорились? — Луговой республики.
Отчего все же «луговой»? Н‑да, понимаю: мол, еще при Хрущеве почти все луга перепахали, засадили капустой и корнеплодами, в общем, хозяйственно использовали, в большинстве погубив. Особенно в пойме Оки, которую, можно сказать, и из Кремля хорошо видно. В самом деле, неужели так мала Россия?.. Так бедна землями?.. Однако вслушайтесь в имя: Ка-луга... Ока, луга... О’калуга... Калуга! Или далее по течению: Ока, ширь... О, какая ширь! И рождается: Кашира!.. Ну да ладно, пусть так только мне слышится и видится. Впрочем, как и всем, кто влюблен в реку русичей, напористую красавицу Оку.
Исторический герб Калуги прост: серебряный переклад на зеленом поле. Переклад (лента) — это символ Оки. Как и множества других «текучих вод» — Жиздры, Угры, Протвы, Нары, Тарусы... Десны, Болвы, Ветьмы... Одни из них устремлены на Восток — к Волге; другие на Запад — к Днепру. Эта всхолмленная зеленая равнина — луга, поля, леса — между Днепром, где возникла и восславилась Киевская Русь, и Волгой, переступив границу которой державно раздвинулась Московская Русь, представ императорской Россией; так вот, эти зеленые луга, холмы, дубравы; это пахучее разнотравье; эти серебряно-голубые реки есть земля великороссов...