Само по себе восстание чешского протестантского меньшинства против монарха-католика, кузена испанского короля, не могло иметь особого значения для Англии. Знаменитая формула: «Англия – это остров», отражающая изоляционистские настроения, в то время еще не существовала. Однако она вполне соответствовала настроению Якова I. Англию столь же мало обеспокоила случившаяся в Праге в мае 1618 года дефенестрация троих высоких должностных лиц, как Францию не тронуло в июле 1914 года убийство австрийского эрцгерцога в Сараево.
Однако начавшееся в Праге антигабсбургское движение стало быстро распространяться в Австрии и Венгрии, наследственных землях династии. В Германии стали явными ранее скрытые амбиции, начались стычки. Даже живший в Турине герцог Савойский почувствовал желание примерить императорскую корону. Испания, тесно связанная с императором узами родства (испанский король и австрийский император были представителями двух ветвей Габсбургского дома, кузенами), решила воспрепятствовать какой бы то ни было иностранной помощи чешским повстанцам. Европейская дипломатия зашевелилась.
Среди наиболее враждебных Фердинанду немецких монархов был пфальцский курфюрст Фридрих, зять Якова I [30].
Тем не менее Яков I, прозванный «королем-миротворцем», не имел ни малейшего желания принимать участие в конфликте, разгорающемся в Центральной Европе. Он предостерегал зятя от любых военных инициатив и воспринял как дар небес предложение испанского короля Филиппа III стать посредником в германских вопросах. Любопытно отметить – и это показывает полуофициальную роль, которую играл Бекингем при английском дворе еще до назначения на пост главного адмирала (речь идет о 1618 годе),- что именно фаворита, являвшегося всего лишь главным конюшим, Яков I послал к английскому послу в Мадриде сэру Фрэнсису Коттингтону с известием, что он принимает предложение короля Филиппа. Именно Бекингему Коттингтон сообщил о своей встрече с испанским монархом, который выразил благодарность «за изъявление доброй воли» {104}.
Яков I радовался бы своей официальной роли миротворца куда меньше, прочти он тайную депешу, отправленную Гондомаром Филиппу III. В ней говорилось, что «тщеславие английского короля столь велико, что он желает сделать заключение мира результатом собственного вмешательства и верит, будто авторитет его от этого возрастет. Впрочем, его посредничество не принесет вреда, и я рекомендую Его Величеству Филиппу III согласиться на это» {105}.
Итак, король Яков весьма серьезно отнесся к своей роли организатора переговоров (читай: арбитра) по поводу ситуации в Германии. На должность чрезвычайного посла при императоре в Чешских землях и при различных имперских государях он назначил своего давнего шотландского фаворита Джеймса Хея, ставшего виконтом Донкастером. То был настоящий джентльмен, известный своей элегантностью, куртуазностью и любовными похождениями и не обладавший ни малейшим дипломатическим талантом. «В этом назначении несомненно сыграла роль рекомендация Бекингема, который, после ссоры с Говардом предыдущей весной, стал постепенно склоняться к антииспанской партии». Таково, по крайней мере, мнение историка С. Р. Гардинера, и у нас нет оснований с ним спорить {106}.
К сожалению, любезнейший Донкастер прибыл в Германию с оливковой ветвью в руке в самый неподходящий момент, то есть в то время, когда все уже решили начать войну. Из Гааги, Дрездена, Праги, Вены он посылал письма своему другу Бекингему, в которых сообщал, что испанский король исподтишка поддерживает императора, а тот потихоньку вновь завоевывает отторгнутые в прошлом году земли. К сожалению, нам неизвестно, что отвечал на это Бекингем. Он несомненно советовал «своему дорогому папе» открыто поддержать оказавшихся в беде немецких и чешских протестантов. Однако Яков считал своего зятя неосторожным и не собирался поддерживать его в замышляемых авантюрах.
30
В 1612 году он женился на дочери Якова I, принцессе Елизавете, пользовавшейся большой популярностью в Англии. Столица Фридриха находилась в Гейдельберге.