Однако основным предметом спора оставался Пфальц. По этому вопросу Бекингем изъясняется совершенно ясно: «Я, Ваш преданный друг, умоляю Вас серьезно отнестись к трудной задаче, которую нам следует решить. Если император завершит завоевание Пфальца, являющегося наследственной вотчиной внуков Его Величества, результатом может стать лишь кровопролитная война между императором и моим государем. […] Вы знаете, что король [Яков] всегда желал лишь справедливости, мира и нерушимой дружбы с Вашим государем. Но как может принц Карл жениться на инфанте, если Ваши друзья разоряют его сестру и племянников?» Это было написано из дипломатических соображений: мол, мы думаем, что испанская армия действует в Пфальце по приказу императора. Разумеется, Бекингем, как и Гондомар, знал, что игру ведет сам мадридский двор. Письмо было написано спустя несколько дней после падения Гейдельберга.
Далее Бекингем переходит к следующему больному вопросу: к Брюссельской конференции. «Вы сами рекомендовали для участия в этом деле дипломата сэра Ричарда Уэстона. Однако он пишет Его Величеству, что [в Брюсселе] к нему отнеслись весьма холодно и несправедливо. Поистине, терпению короля можно только удивляться: ведь мы получаем из Мадрида приятные и утешительные известия, а в Брюсселе, напротив, наши надежды уже почти угасли».
В последней части письма, написанного в нарочито дружеском тоне, чувствуется отчаяние – несомненно, эхо подлинных чувств принца Карла: «Смотрите, как бы в результате Ваших проволочек и колебаний принц не отказался от охоты [sic!] и не пустился на поиски другой дичи [sic!]. Так что я, друг мой, говорю Вам то, что обычно говорят гонцам: "Поспешайте! Быстрее, быстрее, быстрее!"»
Это важное послание – один из самых длинных сохранившихся текстов, написанных рукой Бекингема (мы цитируем его в сокращении). Оно правдиво отражает сложившееся положение, показывает проблемы в их взаимосвязи: военная и дипломатическая ситуация в Германии, лейтмотивом которой становится освобождение Пфальца; улучшение положения католиков в Англии; наконец, трудности, провоцируемые неуступчивостью Ватикана.
В последнем вопросе Яков I поистине попал в ловушку. Брак мог быть заключен лишь в том случае, если папа даст разрешение на союз католички и протестанта. Однако Рим выдвинул слишком жесткие требования: не только полную свободу вероисповедания для будущей принцессы Уэльской и ее окружения (на что Яков готов был согласиться), но воспитание ее детей в католической вере и отмену в Англии всех законов, запрещавших отправление католического культа. Такого король не мог обещать, потому что это потребовало бы голосования в парламенте, а Яков знал, что парламент ни в коем случае не даст согласия. Тем более что освобождение из-под стражи католиков и их священников летом 1622 года, о чем упомянуто в письме Бекингема, вызвало в Англии глухое возмущение: дошло до того, что Якова I (этого убежденного протестанта!) стали обвинять в уступках «папистским сиренам» и начали обсуждать вопрос, имеют ли в таком случае подданные право не подчиниться {142}.
Провал Брюссельской конференции, падение Гейдельберга и Мангейма вызвали у англичан осенью 1622 года всплеск воинственности. И Бекингем был не в последнем ряду тех, кто испытывал подобный энтузиазм. В его цитировавшемся выше письме Гондомару явно отразилось нетерпение в связи с проволочками и недомолвками испанских политиков.
Он продолжал переписываться с Елизаветой, находившейся в Гааге. В октябре он постарался добиться для нее займа в 5 тысяч фунтов стерлингов, а затем обещания выплачивать ежемесячный пенсион в тысячу фунтов. Он оказывал ей различные услуги: в ноябре она пишет ему благодарственное письмо «за присылку лошадей» {143}.
И главное: Бекингем активно участвует в военных приготовлениях, к которым в течение нескольких недель король Яков, похоже, проявлял интерес. Не имея возможности ввести новые налоги, поскольку о созыве парламента не могло быть и речи, Тайный совет решил прибегнуть к «доброй воле» или «безвозмездным дарам», то есть к добровольным взносам подданных. Таким образом удалось собрать 88 тысяч фунтов стерлингов – а надеялись, без всяких на то оснований, – на двести тысяч! Но результат оказался противоположным ожидаемому: появилось множество враждебных памфлетов, большинство из которых напрямую задевали Бекингема, в особенности весьма агрессивное сочинение под названием «Том, который говорит правду» (Tom Tell-Truth) {144}.