Она костерила себя на чем свет стоит за то, что упала с лодки, за то, что позволила себе испугаться и смутиться перед его напором.
Ей не следовало с ним препираться. А вот что точно следовало, так это следить за собой, чтобы сохранить достоинство.
Однако что сделано, то сделано, и ничего изменить уже нельзя. Она повела себя глупо, и дело кончилось тем, что по главной улице Патни, на глазах всего населения городка, лодочников, кучеров, путешественников, уличных мальчишек и собак – короче, всех без исключения – и прямиком в гостиницу ее нес на руках один из самых распутных лордов Великобритании.
Ее бросило в жар, всю, с головы до пят, даже в голове разгорался пожар. Она, конечно, надеялась, что все дело в камине – просто курам на смех, в июне‑то, – да еще горничные усердствовали, отмывая да оттирая ее с головы до ног. Чтобы не думать, какую картину она являла собой для зрителей, Олимпия попыталась обратить свои мысли на то, каков будет ее следующий шаг.
Хотя пары бренди, похоже, немного выветрились и голова мало‑помалу начала соображать, Олимпии потребовалось время, чтобы решить, что же ей делать дальше.
Что сказать тете Делии? Господи, с чего же начать?
И пока Молли и Джейн растирали ее теплыми полотенцами и помогали надевать халат, она все думала. Версии придумывались и отбрасывались, и когда они усадили ее за маленький туалетный столик и принялись расчесывать волосы.
Девушки все еще терпеливо разбирали пряди и распутывали узлы, когда появилась портниха, самая настоящая, да не одна, а с двумя помощницами и с целым ворохом одежды – на целый магазин хватило бы.
Они присели в низком реверансе. Самая элегантная из трех женщин представилась как миссис Торн, а две другие, оставшись безымянными, тем временем начали распаковывать свои свертки и раскладывать одежду на кровати.
– Как же мы огорчились, когда услышали, что с вашей светлостью приключилась беда! – затараторила портниха. – Мне в любом случае следовало бы поторопиться и взглянуть, чем я смогла бы помочь, еще до того, как получила записку его светлости. По счастливому стечению обстоятельств у нас было несколько почти готовых вещей да еще две на витрине. Уверяю вашу светлость, что меня нисколько не затруднит, если что‑то придется подогнать. Вы и глазом не успеете моргнуть, как мы вас оденем, и, смею заверить, наряды вас не разочаруют. Разумеется, это не Лондон, но мы получаем фасоны из Парижа, и я уверена, что мои портнихи окажутся не хуже тех, кто шьет для вас в Лондоне. Кстати, позвольте представить вам мисс Эймс и мисс Оксли.
Олимпия частенько выдерживала жестокие битвы с собственной матушкой относительно своего гардероба, предоставляя портнихам возможность ставить условия. Она отлично представляла себе, сколько приходится бедняжкам тратить времени, чтобы угодить богатым капризным заказчицам. И она сомневалась, что где‑то найдется портниха, которая сможет сравниться с лондонскими в том, что касается запаса жизненных сил и терпения в условиях, когда времени в обрез и вдобавок что наверняка – тобой жестоко помыкают!
А что до швейного мастерства – в данный момент ее устроит любое платье, с которого не течет грязь, и ей все равно, прямые на нем стежки или кривые.
Конечно, ничего подобного вслух она не сказала, иначе портнихи могли бы обидеться.
– Спасибо, что пришли так быстро, – поблагодарила Олимпия мастериц.
Рипли щелкнул пальцами и заказал новую одежду – и вот она здесь. Наверняка посыльный из гостиницы сбегал в город и привел из швейной мастерской миссис Торн. А уж та бросила все дела, чтобы угодить его светлости. И ничего странного в этом нет, сказала себе Олимпия. Похвастать тем, что вам покровительствует герцог, большая удача для любого заведения. А чем мастерская Торн хуже?
Вот так герцогов и балуют, хотя они и так избалованы дальше некуда.
– Надеюсь, вам не пришлось закрывать мастерскую, – встревожилась Олимпия.
– Конечно, нет, миледи, – ответила миссис Торн. – Как приятно, ваша светлость, что вы подумали об этом! Однако все предусмотрено, и мастерская будет работать и без нас. Впрочем, я бы закрыла, и сомневаться не стала, если бы понадобилось. А теперь, ваша светлость, прошу прощения, но не позволите снять мерки?
Олимпия встала, и ее тут же окружили.
Пока мастерицы измеряли то и подкалывали это, она гадала, чью одежду ей принесли. Да, одну‑две вещи они могли снять с витрины, хотя более обычным делом было выставлять на обозрение модный рисунок или отрез ткани, разложенный изящными складками.