Был получен первый транш — $ 4,6 млрд. По моим расчетам, этот транш мог отложить наступление кризиса максимум на полтора месяца. Однако эти деньги МВФ перевел не Минфину, как обычно, а ЦБ. Доходов федерального бюджета не хватало для обслуживания ГКО, процентные ставки по которым поднялись в номинальном выражении с 20 до 160%. Каждое новое недельное погашение требовало выпуска новых облигаций и дополнительного привлечения средств на сумму около $ 1 млрд.
Объективности ради надо отметить, что рекомендации по проведению политики, приведшей к кризису, были разработаны Стэнли Фишером — человеком, конечно, незаурядным. Этот респектабельный экономист и высокопоставленный чиновник обеспечил принятие в качестве официальной позиции МВФ рекомендаций по проведению так называемой exchange rate-based stabilization — политики финансовой стабилизации, основанной на фиксированном или квазификсированном валютном курсе. Подобные рекомендации МВФ давал многим крупным странам, сталкивавшимся с проблемами финансовой несбалансированности.
Практически везде, где такая политика сколько-нибудь последовательно проводилась, она привела к тяжелейшим валютным кризисам: в Мексике, Таиланде, Южной Корее, Индонезии, России, Бразилии. Непросто найти другой вариант экономической политики, проведение которого в течение одного десятилетия привело бы к столь феноменальным провалам. Чубайс и Гайдар были дружны с Фишером и полностью заимствовали его предложения. Практическое воплощение рекомендаций Фишера в виде политики так называемого валютного коридора было уже детищем Чубайса».
Кстати, следы первого транша МВФ, который словно растворился в воздухе, до сих пор не обнаружены…
Известно, что со времен ГКЧП самые крупные неприятности в 1990-е годы настигали Россию в августе. И, как и ГКЧП, неприятности эти считаются неожиданными, хотя на самом деле вполне закономерны.
Андрей Илларионов рассказывает: «14 августа, в пятницу, днем Борис Ельцин прилетел в Великий Новгород. Нашпигованный фальшивыми утверждениями своей экономической команды, он сделал заявление, что никакой девальвации не будет, что все находится под контролем. На следующий день, 15 августа, в Москве собрались Кириенко, Дубинин, Алексашенко, Задорнов, Чубайс, Гайдар и приступили к обсуждению порядка грядущей девальвации… В воскресенье, 16 августа, были приглашены руководители коммерческих банков, которым торжествующий Алексашенко злорадно заявил: “Ну что, доигрались?” На что один из банкиров ответил: “Это не мы доигрались. Это вы доигрались”. На следующее утро Кириенко и Дубинин объявили об изменении границ валютного коридора и введении моратория на обслуживание внешнего долга, т. е. о девальвации рубля и дефолте по внешнему долгу».
Сергей Кириенко разделил с Анатолием Чубайсом, Сергеем Дубининым и Михаилом Задорновым права отцовства на дефолт и быстро был отправлен в отставку. Но последующая его карьера свидетельствует о немалой политической гибкости. Он был одним из основателей и сопредседателем СПС, но предпочел карьере оппозиционного политика строительство вертикали власти и стал полпредом президента в Поволжье.
События 17 августа 1998 года могли показаться просто очередной подставой правительства (в апреле Виктора Черномырдина на посту премьера сменил Сергей Кириенко). Но, когда в сентябре не выплатили зарплаты, а в магазинах стали исчезать из продажи целые товарные позиции, стало ясно, что все всерьез и надолго. Как выразился Владимир Потанин, «значительная часть российской экономики пошла ко дну, потому что годами мы принимали нереальные и ужасные бюджеты, а роль азиатского и мирового финансового кризиса едва ли можно считать решающей в сложившейся ситуации». По словам Александра Лебедя, «Международный валютный фонд и Всемирный банк попали в России в деликатную ситуацию, так как в течение шести лет они давали деньги и рекомендации, а большинство населения страны живет в нищете».
Хотя объявление дефолта 17 августа многих взволновало, простым обывателям поначалу было ни холодно ни жарко. Закрылись некоторые заведения, где привыкли отдыхать. Потом курс доллара взлетел в четыре раза — с 6 до 24 руб. Стало понятно, что это крах. И началась борьба с кризисом…
В России эта борьба выражалась не только в невыплате зарплат. Огромное число бизнесов оказалось в долгах перед партнерами, которым привыкли доверять. Здесь одним жестким отношением не обойдешься — приходилось идти на компромиссы. Кто-то снизил цены. Кто-то пошел на реструктуризацию. Кредиторы, желавшие получить долг, подбрасывали проекты своим должникам. Одна кожгалантерейная фирма вложила все свои деньги в недвижимость — и навсегда увязла в новом бизнесе. Другие переориентировались на российских поставщиков — выяснилось, что многие наши фирмы способны заместить импорт. Даже западные компании научились действовать гибко. Так, Japan Tobacco International, накануне купившая весь международный бизнес RJR Reynolds Tobacco за $ 8 млрд., с уходом с рынка ряда дистрибьюторов начала напрямую работать с розницей: мерчандайзеры сами загружали машины коробками с товаром и развозили по точкам. Кроме того, компания решила поддержать тех дистрибьюторов, которые не «сели на товар», и ввела для них валютный коридор. Скажем, поставщик на две недели устанавливает для дистрибьюторов свой курс доллара — между 8,5 и 9,5 руб.
Быстро образовался рынок долгов. В газетах и Интернете стали появляться объявления: «Купим остатки на счетах в вашем банке». Остатки в Торибанке и в СБС-Агро сразу нарекли ториками и агриками. Оказалось, что даже с зависшими счетами можно иметь дело. Например, перевести счета в непроблемные банки, т. е. в банки не слишком крупные и не слишком мелкие — те, что не увязли в игре с ГКО. Вкладчики вскоре выяснили, что даже зависшие деньги могут через какое-то время вернуться, хотя и не в полном объеме, а если и не вернутся, то будут заработаны снова.
Хроническое состояние
В 1999 году кризис как бы стабилизировался. Агония бизнеса стала рутинным явлением. Те, кто продолжал выплачивать зарплаты, считались процветающими. Зато ушли в небытие прежде громкие банковские бренды — МЕНАТЕП, ОНЭКСИМ, СБС-Агро, «Российский кредит», Инкомбанк. Владелец последнего Владимир Виноградов, активный борец за лакомые промышленные активы и ветеран информационных войн, уже имел проблемы со здоровьем. Через три года он тихо скончается на съемной квартире в спальном районе на юге Москвы, и банкиры — бывшие друзья и соперники — будут скидываться на его похороны.
Главный урок года, как выразился тогда один эксперт, — «люди могут больше, чем деньги». Пока импортеры приходили в себя, отечественные производители набирались уверенности и наращивали долю рынка. Самым ярким и одновременно парадоксальным событием стало появление конфет «Коркунов». На фоне всеобщей депрессии вдруг нахально является продукция премиум-класса по очень нескромным ценам... и завоевывает успех. Некоторые аналитики видели в этом какой-то невероятно хитрый ход, дьявольский расчет рыночного гения. Но все было намного проще: как потом вспоминал Андрей Коркунов, свою фабрику в Одинцово он начал строить еще до кризиса вместе с итальянским партнером, который в какой-то момент вдруг вышел из игры и оставил предпринимателя в крайне тяжелом положении. Было два выхода: бросить все и ограничиться понесенными убытками либо во много раз увеличить риски и довести проект до конца. Бывший военный пошел ва-банк и победил.