(14.1.1975 г.)
— Русский народ помог другим народам, это правильно, но это половина дела. Другие народы смогли начать развивать свои способности только после ликвидации русского деспотизма и царизма. Не видеть главного, деспотизма, и замазывать дело тем, что на местах есть деспоты, — это уже ограниченность. Нельзя это замазывать. Если мы, русские, не будем этого говорить, то за спиной у нас все время будут стоять полудрузья.
— Сталин после Победы в своем тосте сказал, что руководящей и направляющей силой в войне был русский народ!
— Это никто не может отрицать. И я считаю правильным. Он сказал об уме, терпении, характере, но и о наших ошибках. Критически подошел. Но, видите, дело в том, что эго было выступление, отвечающее определенному периоду, а в целом оно недостаточно. Тут главное — русский народ. Но если русский народ не забывает того, что он, в свою очередь, кое-что подавлял и насильничал над другими…
Чтобы добиться революции, русские должны были иметь прочный союз среди других наций. А поэтому Ленин говорит: главная опасность — национализм. И сейчас такая опасность, безусловно, есть.
Это противоречит марксизму: когда мы будем жить хорошо, тогда и другие страны. Я считаю это национализмом. Никто не замечает это дело. А это есть первая коренная ошибка с точки зрения международного коммунистического движения.
(12.12.1972 г.)
— Поскольку русским приходится выполнять руководящую роль, то нельзя отталкивать от себя. Поэтому главная опасность — это великодержавный шовинизм. При Ленине, конечно, другое было положение, но и теперь могут расползтись. Опасно. В Прибалтике, Молдавии, да и в Средней Азии возникнут настроения.
— После революции огромную империю большевикам удалось сохранить. И на какой почве — на дружеской, на союзной.
— Конечно. Это очень сложная задача… Все может быть, и республики станут отходить от нас. В какой-то мере, если не будет проводиться ленинская политика. Опыт колоссальный. При всех трудностях ничто от нас не отошло, кроме тех, кому мы разрешили отойти, например, Польше, Финляндии. До определенного момента — Прибалтике. И это только благодаря тому, что осуществляли политику, которую Ленин очень глубоко разработал и очень твердо проводил — направо и налево критикуя тех, которые нивелировали национальный вопрос. Пятаков, Бухарин и другие говорили, что национальный вопрос уже не имеет значения. Настолько это было близоруко, даже не леваки, а мелкобуржуазное залихватство. Считали — только классовый подход, и все. А Ленин и Сталин понимали это хорошо. Ну как же, никого другого Ленин не назначил на один из самых важнейших в ту пору постов — народным комиссаром по делам национальностей назначил Сталина. Поставил его во главе национального министерства!
(27.4.1973 г.)
— Как все-таки будет при коммунизме, сохранятся ли национальные особенности?
— Ну, это сотрется.
— Но это же плохо.
— Почему плохо? Обогатимся. Вы что думаете, у немцев нет хороших качеств? У французов нет?
— Но тогда у нас не будет своего нового Пушкина, Чайковского, Сурикова… Будет общая, интернациональная культура.
— Нельзя свой кругозор ограничивать тем, что уже создано. Пора научиться мыслить более широко. А если вы этому не научитесь, вы останетесь ограниченным полукоммунистом, русским, не больше. Никто у вас не отнимает национальное, но вы подниметесь на ступеньку выше. Но, если вы останетесь на этих позициях, вы будете хорошим поэтом РСФСР, но не СССР. Твардовский борется за русскую поэзию, это лучший сейчас русский поэт. Я помню его, он очень талантливый и очень ограниченный. Потому что многие из нас ограничены российским кругозором, где преобладает крестьянское — то, что Маркс называл идиотизмом деревни. Узкий кругозор у человека, и ему это нравится. Крестьянская — русская ли, грузинская ли, немецкая — но ограниченность… Вот была у меня маленькая книжка, как-то попала после войны, переписка Чайковского с Танеевым. Танеев восторгается музыкой Чайковского, богатством красок, гордится русской культурой. Правильно, говорит Чайковский, я тоже восхищаюсь и немецкой, и итальянской, и французской музыкой. Что он не национален? Глубоко национален. Но не сводит все к русскому. Наиболее талантливые люди не ограничиваются своим полем зрения, а добавляют кое-что полезное и от соседей, ведь это же замечательно!
(12.12.1972 г.)
— Никто так не разбирался в национальных вопросах, не организовывал наши национальные республики, как Сталин. Одно создание среднеазиатских республик — это целиком его, сталинское дело! И границы, и само открытие целых народов, которыми никто не интересовался в центре и не знал их по-настоящему. Потому что все мы, включая Ленина, не доходили до этих дел, некогда было, а он очень хорошо в этом разбирался. Ведь острая борьба шла. Казахи, например, их верхушка, дрались за Ташкент, хотели чтоб он был у них столицей. Сталин собрал их, обсудил это дело, посмотрел границы и сказал:
— Ташкент — узбекам, а Верный, Алма-Ата — казахам.
И стоит нерушимо. Конечно, Сталин на себя взял такой груз, что в последние годы очень переутомился, устал и почти не лечился — на это тоже есть свои основания, врагов у него было предостаточно… А если еще кто-нибудь подливал масла в огонь…
(3.2.1972 г.)
Рассказываю:
— В Доме литераторов была встреча писателей с Микояном. Пришло человек 30. Рассчитывали на большой зал, потом видят — народу мало, собрались в малом зале и усадили всех за один стол.
Тема — 50-летие Советского государства, СССР. Какие были предложения по созданию Союза, как Ленин их выслушивал… Сталин предложил, чтобы все республики входили в состав РСФСР на правах автономных. «Ленин ощетинился против Сталина», — эту фразу Микоян повторил дважды. Сталин потом признал свою ошибку.
— Дело в том, — поясняет Молотов, — что Сталин в данном случае продолжал линию Ленина. А тот пошел дальше. Еще надстройку — а почему не пойти? И Ленин от своих же установок, которые он проповедовал и которые Сталин хорошо знал, пошел… на второй этаж…
Ленин выступал против федеративного принципа, не хотел федерации, потому что он выступал за централизм — все держать в руках рабочего класса, все узлы, чтобы это укрепляло государство. Прочитайте его статью по национальному вопросу. Автономия — да. На автономию надо пойти.
И Ленин быстро перешел от своих же установок, поднялся выше. А Сталин не знал этого сначала…
(21.6.1972 г.)
— О Сталине и Дзержинском Ленин говорил, что инородцы порой бывают более русскими, чем сами русские. В Сталине, конечно, это очень проявлялось, особенно в последние годы даже чересчур. Он не любил, когда представитель другой национальности менял фамилию на русскую, спрашивал:
— А русской нации он не изменит?
Считал, что на высокие посты надо допускать, в основном, русских, украинцев и белорусов.
(7.5.1975.,17.7.1975 гг.)
Заговорили о волнениях в Абхазии, о требованиях абхазцев к грузинам.
— После революции у определенной части населения там было мнение избрать государственным языком английский, — сказал Молотов.
(16.7.1978 г.)
— Но как вы объясните переселение целых народов во время войны?
— Это сейчас мы стали умные, все-то мы знаем и все перемешиваем во времени, сжимаем годы в одну точку. Во всем были разные периоды. Так вот, во время войны к нам поступали сведения о массовых предательствах. Батальоны кавказцев стояли против нас на фронтах, били нас в спину. Речь шла о жизни и смерти, разбираться было некогда. Конечно, попали и многие невиновные.
(22.4.1970 г.)
— Почему во время войны выселили калмыков?
— Они немцам помогали.
— Мне один писатель говорил, будто вы сказали, что к 1943 году Сталин перестал быть коммунистом.
— Абсурд! Никогда я не только не мог так сказать, но даже так подумать о Сталине.
(30.10.1984 г.)
«В 20–30-е годы, — вспоминает Молотов, — партия вела жесточайшую борьбу с левым и правым уклонами. Сначала шла борьба пером, но без конца так вести борьбу — это за счет государства, за счет рабочего класса. Люди трудятся и хотят жить лучше, а мы продолжаем борьбу наверху — это опаснейшее дело. В какой-то мере и 1937-й год был продолжением… После революции мы рубили направо-налево, одержали победу, но оставили врагов разных направлений, которые могли объединиться перед лицом грозящей опасности фашистской агрессии. В этом надо разобраться. Кого обидели, кого понизили. Все эти разные мотивы толкали на критические позиции, а это были такие критики, которые не способны понять новое и готовы на плохие дела. Многие кричали „ура!“ за партию и за Сталина, а на деле колебались. Разобраться во многом сейчас трудно, но тогда нужно было быть очень начеку. Ведь даже среди членов партии были, есть и такие, которые хороши и преданны, когда все хорошо, когда стране и партии не грозит опасность. Но, если что-то серьезное начнется, они могут дрогнуть, переметнуться, надежды на них мало. 1937 год лишил нас пятой колонны. Конечно, были допущены ошибки, погибло много честных коммунистов. И чекисты перестарались. Им дали задание, они и рады стараться. У многих были колебания, из-за этого гибли честные люди».