Те люди, к которым раньше Костя относился с симпатией, сильно упали в его глазах. Только одно читалось для него в их облике, и поведении — равнодушие к его проблемам.
Естественно, что проблемы вверенного подразделения тут же вылетели у него из головы. Костя непроизвольно начал жаться к компаниям офицеров или прапорщиков из славян. Среди знакомых людей одной национальности было как-то легче. Он начал задумываться, кому пожаловаться, и у кого спросить совета.
В конце — концов, Костя не выдержал, и рассказал все немолодому майору — зампотеху. Майор относился к «пиджакам», возможно, в силу возраста, а оттого — наличия опыта и мудрости, вполне доброжелательно.
Улучшив момент, когда они с зампотехом остались вдвоем, лейтенант все ему и рассказал.
— Хреново, — сказал майор. — Они тут мстительные и настойчивые. Просто так не отстанут. Надо тебе к комбату подойти. Может, поможет чем? Хотя бы узнает, что за люди это… Он тут давно служит, у него подвязки всякие есть. Если он тебя не отмажет… Даже не знаю. Хочешь, я сам с ним поговорю?
Костя кивнул. Что ему еще оставалось делать?
Ночь прошла спокойно, а на следующий день Чепрасов снова ушел в караул. Помощником у него оказался на этот раз прапорщик Абдуразаков, у которого как раз недавно родился второй ребенок. Счастливый папаша был до нельзя хлебосолен. Вот и в караул он принес несколько бутылок водки, закуску, и позвал к себе дежурного с КТП. Как-то кстати оказался в парке и командир ремроты.
Вчетвером они составили теплую компанию, и к исходу четвертой бутылки в голове у Чепрасова созрел план. «Как это я раньше не догадался?» — попенял он себе.
— Я скоро приду? — сказал он Абдуразакову. — Ты тут за меня побудь немного. Ладно?
— А ты куда? — напряг мысли счастливый прапорщик.
— Я по делам, — веско ответил начальник караула, и помощник счел это объяснение исчерпывающим. Остальные два собутыльника только обрадовались — на оставшиеся две бутылки водки количество претендентов сократилось на целую четверть!
В коридоре караулки лейтенант загнал патрон в патронник пистолета, вновь поставил его на предохранитель, засунул за пазуху, и пошел искать Расула или Изама в городе.
В этом и заключался его гениальный план — найти их и напугать. А если не испугаются — застрелить. «Все равно терять нечего!» — подумал он, и чуть не заплакал. До того ему стало жалко хорошего себя.
Водка давала энергию, ноги работали без устали, а в голове формировались, раскрывались, лопались и исчезали самые разные образы. В основном преобладал один — вытянутая рука с пистолетом, и указательный палец, нажимающий на спусковой крючок. С пистолетом в кармане Костя не боялся ничего.
Без пистолета он был одним человеком — робким, угнетенным, беззащитным… С ним — совсем другим: уверенным в себе, смелым, и, как ни странно, великодушным.
Да, именно так! А впрочем, это и не удивительно. Когда человек ощущает себя хотя бы в относительной безопасности, он начинает гораздо мягче относиться и к окружающим. Человек, в безопасности себя не ощущающий, сам в напряжении, и срывается на всех остальных.
Где-то в течение часа лейтенант бесцельно кружил по городу. Он обошел рынок, почту, несколько крупных магазинов. Постоял на площади перед кинотеатром «Дагестан», сходил на автовокзал… И никого из тех, кого искал, не встретил. Зато постепенно начал трезветь. А когда стал трезветь, то сообразил, что если его сейчас увидит кто-то из вышестоящего начальства, то неприятностей потом не оберешься.
Костя еще раз окинул улицу, на которой находился взглядом в обе стороны, подобрался, и поспешил обратно в караул. И вовремя. Веселая компания совсем окосела. Дежурный по КТП ушел спать к себе, командир ремроты мирно дрых в сушилке, а прапорщик громко и со вкусом храпел на кровати.
Чепрасов сел за пульт, с сожалением разрядил пистолет… И почувствовал, как вместо уходящего хмеля в его сердце снова заползает страх. Как ни крути, а оружие сегодня надо будет сдать.
Перед самой сдачей караула папоротника удалось растолкать, и он, не выспавшийся, с гудящей головой, и очень недовольный, поплелся сдавать караульное помещение. Впрочем, проблем у него не возникло. Он потрещал о чем-то с другим таким же прапорщиком, на своем, на местном наречии, они пообнимались, и разошлись.