ирация на уровне», – саркастично подумал я, понимая всю бессмысленность своего головного убора, и меня успокоил тот факт, что я отслежу и запомню дорогу обратно до шхуны. Когда нас уводили, я намеренно изредка спотыкался, чтобы пираты до конца поверили, как им казалось, в практичность своего изобретения, а сам видел почти всё. До самого вечера, мы нарезали круги по одной и той же местности, раз пять прошли по прибрежной зоне и в итоге, конвой вышел обратно к лачуге у пирса, откуда отправлялся. Видимо, чтобы мы думали, что нас увели куда-то далеко. Зачем, спрашивается, запоминал только? Заведя внутрь и грубо толкая в спины, нас, не развязывая, как какой-нибудь товар или вещи, тупо отправили-сгрузили в сырой погреб, оборудованный в подполе сруба. – Чтобы ни звука! – проревел кто-то нам сверху, и захлопнул дверь-крышку. Скрюченные, мы молча лежали на земле, ничего не видя и слушая доносящийся звон бокалов и кружек, разбавляемый отборной и обильной порцией нецензурной брани. Гретчин изредка подвывал, съёжившись в позе эмбриона. – Тихо-тихо, – успокаивал его я шёпотом. – Потерпи. Дождавшись, когда наверху всё стихло и по комнате начал разгуливать храп, я кое-как смог сесть и облокотиться: – Эй? – окликнул я всех. – Очнитесь. – Ох… – У меня хорошие новости: мы недалеко от шхуны. – Как это? – отозвался кто-то из моих солдат. – Нас же полдня вели в неизвестном направлении. – Это чтобы отвлечь наше внимание, – пояснил я, – запутать следы и сбить с толку, дабы мы не знали, где находимся. – Так, где мы? – подал голос взбудораженный Гретчин. – Тише, ты… – осаживал я его, боясь, что нас услышат. – В лачуге у пирса, откуда нас и увели. Всё просто. – И что? – противился он. – Мы же связаны, и я ничего не вижу. – Сейчас я вас освобожу, – сказал я и принял положение лёжа. Тут мне помог навык и знания, как выбраться из скрутки, полученные в академии: я растянул верёвку на запястьях насколько смог, сжался сильнее, раздвинул максимально локти, и протиснулся поясничной частью тела между руками. Повезло, что за время нашего пребывания на острове, я порядком похудел, и тело возвратило себе былую гибкость, как в детстве. Сидя уже в привычном, удобном положении, я освободился от мешка на голове и помог остальным. Каковым же было удивление Гретчина, когда я снял с него колпак, и предстал перед ним без верёвок. Несмотря на то, что мы освободились от мешков, темнотища была такая, что хоть глаз коли. – Я пойду первым и постараюсь найти нам оружие, будьте готовы, – нащупал я над головой крышку, с маленькими щёлками. – Подсадите. Хоть это были и пираты, но они оказались далеко не так глупы, как гоблины, и провернуть план по освобождению, нам не удалось: перед сном, они поставили ножки стола, с неубранной посудой, на крышку погреба, создавая себе сигнализатор-маячок, на случай, если крышка откроется. Что, собственно, и произошло: все до одного пирата вскочили и, выхватив оружие, окружили нас, когда посуда с грохотом приземлилась на пол, предательски нашумев и разбиваясь вдребезги. – Я же говорил, часового можно не приставлять, – рассмеялся СПеВС, глядя на мою физиономию, полную растерянности. – Ребятки-то, оказались смышлёными. «Нам конец» – последнее, что подумалось мне, перед тем, как нас всех выволокли из подпола, и мне зарядили по хребту, чем-то тяжёлым. *** Минутка откровения: все те, кто рассказывают, что в последний момент перед потерей сознания, в паническом страхе видят, как перед глазами проносится вся их жизнь, а потом, отключившись, видят какие-то коридоры со светом в конце пути, заявляю, положа руку на сердце – лгут! Ничего подобного не происходит! Это касается и тех, кто заявляет, что это случается перед тем, как отдать концы. Поправочка: оттуда не возвращаются, не заявляйте! Вспышка, правда, есть, но не в конце туннеля, а как раз в самом начале, в момент удара по затылку, в моём случае – хребту! И, поверьте, ощущения полёта при этом не испытываешь вовсе. Зато, почти не больно, раз – и готово. Но, вот придя в себя, спектр эмоций и чувств посещает просто непередаваемый: благоговение; память отшибает напрочь, как будто пил пойло неделю напролёт; голова, к слову, болит и кружится также; тошнит непереставая; дико хочется спать, плакать, и в туалет, а тело и место удара ломит так, как будто по тебе пробежал табун единорогов; желание повторить побег – улетучивается в миг. Это не полный список всего, что я испытал тем утром, но, вполне достаточный, чтобы усвоить раз и навсегда: с пиратами шутки плохи! Разбаловали меня островитяне. – Выноси! – разбудил меня, всё в том же погребе, и впился прямо в мозг командный окрик предводителя. На этот раз, пираты были более осмотрительны и решили больше не допускать подобных выходок с нашей стороны: теперь я был связан по рукам и ногам, но, повезло, мешок на голову достался прежний. Гретчин ныл уже безумолку. Со стороны, это выглядело, скорее всего, так: словно животных пойманных на охоте, нас, связанных, несли на жердях к месту, где огр-людоед приготовит себе обед. Незавидная участь, и, к сожалению, безысходная, но после ночного провала, воспринималась вполне себе, как справедливое наказание. Чего теперь дёргаться? Тебя несут? Несут. Виси, отдыхай. – Тяжёлый… – возмущался один из пиратов, выносивший Гретчина, и идущий первым. – Не скули! – отвечал ему замыкающий. – Тут не долго! Шлюпки скоро снарядят! «Не успеем отдохнуть. И теперь точно куда-то увезут» – смекнул я и расстроился, заметив, что несли нас не на обычных жердях, а на двуручных, гребных вёслах. Через примыкающий лес нас вынесли на пляж, на котором я заметил несколько в ряд пришвартованных шлюпок, и сбросили. – Дальше сами! Пешочком! – язвил пират, жаловавшийся на вес Гретчина, и развязал нам ноги. – Грузимся! Меня подвели к шлюпке и, направив, посадили в середину на дно, а рядом одного моего солдата. Вертеть головой, чтобы посмотреть, куда посадят остальных – нельзя, это бы меня раскрыло и выдало. – Двое на вёсла, двое на нос, для подмены! – скомандовали с берега. – Отправляемся! *** Пираты гребли неспешно и, похоже, берегли силы, они-то привыкли к солнцепёку, а до нас, обливающихся потом и скоро как сутки не державших во рту и маковой росинки, им не было дела. Вышло так, что я сидел спиной к открытому океану, а лицом к берегу, поэтому мог наблюдать за происходящим вокруг и оценивать направление, куда нас транспортировали. Наша шлюпка раскачивалась на волнах на приличном расстоянии от берега: стая чаек отсюда казалась роем белой мошкары, а вершины гор тонули в ультрафиолетовой дымке. Со связанными руками, я вряд ли бы смог добраться до суши, взбреди мне голову новая идея побега, да и мне не потягаться в скорости с вёсельным транспортом, будь руки даже развязаны. Даже если бы случилось чудо и я, всё же, добрался до берега, то новой преградой для меня бы стал почти отвесный склон: рыхлая, жёлтая известняковая порода укрывала серые скалы, лежащие у основания берега, и могла сойти вниз, подобно снежной лавине, в любой момент, ступи на неё нога человека. Уцепиться не за что, растительность редкая, а это значит воды в грунте дефицит. Не просто же так пираты используют морской путь вдоль этих хребтов, не иначе как, наверху, за рыжими макушками вершин, может спокойно простираться пустыня. Денёк, другой на таком курорте, и на корм стервятникам. – Дайте воды… – засипел мой солдат, – я больше не могу… – Что-о-о? – озлобленно протянул один из пиратов, сидевших на носу. – Воды? После, он подскочил к моему солдату и, схватив его за рубаху со спины, как за шкирку, натягивая, окинул взглядом остальных: – Угостим его, парни? Тут полно воды! – Да-а-а! Мне приходилось наблюдать, как этот ублюдок, окунал моего солдата головой за борт, прямо в мешке, а иногда подолгу держал под водой. Тот беспомощно барахтался и вырывался, а поднимаясь на воздух, жадно глотал его. Внутри меня боролись между собой: желание вытолкнуть двумя ногами пирата за борт, за что снова последовало бы неминуемое наказание, и удержание самообладания. Я понимал, что нас не убьют раньше, чем этого не прикажет капитан, особенно уж после попытки бегства. И стоило мне только поджать колени, чтобы замахнуться, как пират втащил моего солдата в лодку и вернулся к себе на место, словно почувствовал. – Напился? – насмехался он дальше над закашлявшимся, и, видимо, обратился ко мне. – А ты не хочешь? Но я сделал вид, что не слышал его и никак не отреагировал, хотя внутри весь кипел от злости. – Хватит, – сказал ему сосед. – Прибереги силы, скоро меняться на вёсла. – Ты кто такой? Ты мне не указывай! – дерзил тот, не унимаясь, и, снова вскочив, демонстративно шагнул ко мне, намереваясь повторить издевательство. Тут-то его и встретили мои пятки: натужно крякнув, пират согнулся, схватившись за живот, и выпал за борт. Я ожидал, что на меня сейчас посыплется шквал проклятий и ударов, но мой поступок лишь рассмешил всех остальных. – Остынь! – протянул ему руку сосед. – Пошли меняться, буйный. Забравшись в шлюпку и проходя на подмену, искупавшийся злодей не упустил возможности врезать мне мокрым сапогом по лицу. – Заканчивай! – оттащили его и усадили, но он продолжал злобно коситься на меня. Бровь пульсировала острой болью, и глаз начал затекать, но я стерпел, а в душе торжествовал, за своё маленькое отмщение. До конца нашего плавания больше никто не проронил ни слова. *** К нашему облегчению, небо слегка заволокло облаками и