х шагах. Поднимались медленно и нудно, и вот, наконец, достигнув самой высокой точки, я понял смысл столь несуразной экипировки орков: впереди нас ждал долгий поход по засушливым равнинам, под палящим солнцепёком. «Какие же вы мрази! Форменные твари! – проклинал я про себя орков. – Трудно было сказать? Теперь я буду вынужден испытать ещё раз пытку жарой и, наверняка сгорю до мяса! Как же я вас ненавижу!» Благо осёл был обвешан под завязку тюками с провизией и водой. «Денёк, другой, так и быть перетерплю, – думал я. – А потом накину мешок на себя, не впервой…» Почти сутки мы плелись по растрескавшемуся от засухи подобию дороги, изредка встречая на своём пути одинокие, умершие и скрюченные деревья. Справа бескрайний океан, слева – пустыня. Не сказать, что я неженка и, к тому же, за время работ в порту, я приобрёл, пусть не самый ровный, а хоть какой-никакой загар, но после нынешнего дневного перехода, к закату, мои руки по локоть превратились в две пульсирующие, красные сардельки. На ночлег не останавливались целую неделю, спали и ели в сёдлах, отчего я неимоверно затёк и уже был готов идти пешком, лишь бы размяться. Под конец седьмого дня, всё моё накопленное недовольство было приправлено холодными ночными ветрами, которые стали подниматься с наступлением темноты, из-за чего я не мог теперь уснуть. Удивительная широта: днём – печёт как в котлах Эофола (хотя, я сам, там ни разу не был… так рассказывали), а ночью холоднее, чем в Бракаде (хотя, и в ней мне побывать пока не доводилось), и это всего в неделе езды, от места, где я мог спокойно купаться ночью в море. Обнимая себя за плечи, я старался кое-как согреться, но это не помогало, а зубы стучали уже так, что это услышали орки, отчего им стало очень весело. В такие минуты нервного и телесного напряжения, не остаётся ничего, кроме как остаться один на один со своими мыслями и бороться с ними. Гнев, скажу я вам, отличный катализатор для мозга. Внутреннее желание всё прекратить и закончить свою миссию прямо здесь и сейчас, перекрывается надеждой, стремлением к мечте и, что уж душой кривить, любовью к Сильвии. Озлобленный и уставший я поймал себя на мысли, что очень хочу домой, к которой потом присоединились назойливые, самокритичные вопросы: «Что ты делаешь? Куда ты идёшь и зачем? Какова твоя цель? На чьей ты стороне?» Ответа нет! Сейчас я был путником, идущим по дороге, которой не было суждено встретиться с горизонтом, дороге без конца. Мне ничего не стоило напасть на одного из орков, и, схлопотав секирой по загривку от второго, отдать концы и остаться тут навсегда, удобряя своим бренным телом ничтожно-маленький клочок этой бесплодной земли. Или, дойдя до второго порта под конвоем врагов, бездушно расправиться со своими, теперь уже бывшими подчинёнными и Гретчином, и тем самым подтвердить своё членство в клубе пиратов, поставив тем самым кровавую подпись в договоре с разбойниками. И всё это из-за горсти монет, что покинули пиратский порт с сундуком ныне моей возлюбленной, к которой мне суждено было вернуться как герою? Ну, уж нет! Что бы ни сделали мои солдаты и Гретчин, а в нынешнем положении они мои друзья, с которыми я прошёл все скитания и страдания бок о бок, делил пищу и ночлег, оружие и одежду. Уж кто-кто, а вот они никак не заслуживают смерти, тем более от моей руки, в которую, моя милая умело вложила кинжал. Но стоило мне отбросить часть сомнений в голове, как в неё полезли новые: «Что делать с сердцем? Ему, ведь, как известно, не прикажешь. Бросишь её одну в этом змеином гнезде, продолжать притворяться, на произвол судьбы и будешь упиваться пойлом, пока не забудешь? Сможешь? А ведь она тебе открылась!» Не знаю! Отстаньте от меня все и оставьте! Меня уже тошнит от всех этих бесконечных путешествий, приключений и передряг, я больше так не могу… На счастье начинался рассвет, который принёс с собой теплый ветер, и я потихоньку стал приходить в себя. – Туда, – орк, ехавший в авангарде, указал на зелёную точку на кромке горизонта. – Там привал. Что это за место? Я пока не знал, но уже с нетерпением дожидался возможности наконец слезть с осла и как следует выспаться. Целью нашего первого недельного перехода оказался оазис, где мы разбили маленький лагерь, пополнили запасы воды и дали ездовым отдохнуть. Необъяснимым образом, тут, прямо из-под земли бил пресный ключ и образовывал маленькое, прозрачное озерцо, вокруг которого расцвела жизнь в виде пальм и растительности. – Завтра ыдти с рассвэт, – сообщил мне один из конвоиров ближе к закату, а сам подсел ближе к разведённому костру. – Лажись, спы. Спорить я не собирался, и, укутавшись в пустой мешок из-под провизии, как и хотел, отвернулся от них на другой бок. Но в тот вечер мне опять никак не давали уснуть гложущие чувства, вызванные размышлениями прошлой ночью. Сейчас я отчётливо понимал, что хочу сбежать, любой ценой, любым способом и эрафийский гарнизон был отличным вариантом убежища, но душу сверлила ситуация с Сильвией. Проворочавшись полночи, я стал вынашивать преступный замысел, о побеге отсюда, и скорейшем возвращении домой. Чёткий план не обрисовался у меня в голове, но сама мысль успокоила, и я заснул только под утро. – Вставай! – словно гром среди ясного неба, надо мной прогремел орк. Я совершенно не выспался и долго раскачивался. Старательно умываясь и попивая из источника, я пытался прогнать резь в глазах, но она не проходила, хотя чувствовал я себя всё равно воодушевлённым. Ещё через день пути, пустынный пейзаж закончился, и мы заехали в просеку. Во время путешествия через лес, одна наша лошадь споткнулась о небольшой деревянный выступ, углами смахивающий на гроб. «Не хватало только мертвеца ещё найти». – Сыды спакойно! – приказали мне Орки, а сами, на цыпочках подошли к ящику, который вытащили на траву меж деревьев. Для гроба он оказался в десять раз меньше, что стало исключающим фактором встречи с трупом. Мы открыли его – и вот сюрприз – шесть бутылок с длинным горлышком из Нового Света. – Щедро, – оценил я. Орки не меньшие лентяи и пьяницы, чем любой, даже самый прожженный жизнью пират. Они не смогли справиться с искушением, отведать содержимого потерянного кем-то тайника и, устроив скорый привал, распили его на месте. Они даже предлагали мне хлебнуть (какая щедрость!), но я отказался, что, несомненного, обрадовало их. Это был шанс, который нельзя было упускать! Чем больше им достанется, тем сильнее они опьянеют, останется дождаться, пока они уснут. Долго мне ждать не пришлось, и, уже спустя считанные мгновения, двое орков, ведущих меня под конвоем, сопели как младенцы, улёгшись рядом. Действовал я решительно и молниеносно: отвязав первую лошадь орка, я с размаху высек её по бедру первым попавшимся прутом, найденным под ногами, чтобы та поскорей убежала прочь. На второй я собирался удрать, понимая, что двоим нетрезвым крюллодцам на осле не поспеть за мной ни за что, но стоило мне сделать к ней пару шагов, как она взвилась на дыбы, и едва не врезала мне копытом по лицу. Только отпрянув от неё, я понял, какую ошибку совершил второпях: я надвигался на неё с прутом, который не выбросил, и она это заметила. Теперь лошадь боялась меня и не подпускала ни с одной стороны, а её нервное ржание заставило орков бухтеть и ворочаться. По спине пробежал озноб, и меня окатило холодным потом, как из ведра водой. Ещё доля промедления и всё бы могло закончиться для меня крайне не благополучно. А тем временем один из орков уже оторвал торс от земли и судорожно мотал головой, пытаясь прийти в себя, пока второй ещё пока только недовольно стонал. Расстояние, разделяющее меня и его, примерно десять шагов, и я решился на отчаянный поступок. Перейдя на бег в его сторону, за первые пять шагов я достал подаренный Сильвией кинжал из-за пазухи, в следующие три обнажил его, а за последние два успел перехватить поудобнее и прицелиться. Полоска заточенного металла туго вонзилась в шею орка, и меня обдало струёй пузырящейся, зелёной крови. Рывком освободив кинжал, я собирался повторить своё возмездие, свою кару на втором, но скворчащий, перемешивающийся с пузырящимся, утробный звук из шеи умирающего орка, буквально отрезвил второго, и он резко обернулся на меня. Похоже, он отлично знал этот звук – звук смерти. В его глазах одновременно слились страх и презрение ко мне, и он успел перехватить моё запястье, когда я уже занёс над ним оружие, и был готов обрушиться сверху. Орк был явно сильнее меня и, если бы не пойло, мне бы его не победить. В ответном ходе я вцепился в кинжал двумя руками и попытался продавить весом, но орк оказался проворным и ухватил меня за шею другой рукой, начиная душить. Его ногти впивались мне в кожу и, протыкая, раздирали и расцарапывали её до крови. Натужно кряхтя, мы боролись не на жизнь, а насмерть, и лишь моё боковое зрение подсказало мне выход: подле нас валялись камни. Повернуть ситуацию в свою сторону, я смог, лишь отцепившись левой рукой от руки с кинжалом, и, нащупав камень, ударил им в бровь, лежащего подо мной орка. Тот вскричал от боли, ослаб и, разжав руку у меня на шее, поддался, позволяя мне, тем самым, выиграть схватку. Боюсь, мне уже никогда не забыть этот норовистый тон, издаваемый умирающими, пусть даже орками, которых я и ненавидел. Закашлявшись, я повалился на бок и скрючился, выпуская из рук кинжал. Едва полежав, я провалился в сон от переутомления, стресса и нервного перенапряж