ых джунглей доносились крики диких животных и птиц, сопровождаемые нескончаемым стрекочущим жужжанием насекомых. Жаркий ветер, когда дул с острова, становился до приторного сладким и тягуче-густым от переполняющих его ароматов. «Вот тебе и место для отдыха, и рай для твоей алхимии», – в мыслях я усмехнулся сам над собой, и тут же начал корить, – Но какой ценой? Опять пропавшие без вести и опять призрачно-оптимистичные грёзы об их спасении… высадились, называется, на свою голову… так, надо успокоиться!» Главным атрибутом океанской композиции теперь стала наша полуразбитая бригантина. Выглядела она, как пустая бутылка, у которой небрежно отсекли горлышко – носовую часть раскрошило окончательно. Она неподвижно лежала на боку, теперь врастая им в коралловый риф, и отражала бесконечные удары лазурного прибоя. Потихоньку, на песок выносило первые обломки нашего бывшего корабля: доски, верёвки, обломанный киль, и даже пустую, не разбитую и уцелевшую бочку, которую я поймал и выкатил на сушу, решив, что впредь буду предусмотрительнее насчёт запасов пресной воды. Многое можно было применить в построении ночлега. Жаль, что не додумались перед столкновением выкатить из трюма на палубу оставшиеся бочки с солониной. Если бы они не утонули, то мы обязательно бы их выловили и пренепременно съели, уже за сегодняшним ужином. Вслед за обломками и ветошью, на берег стало выносить и останки погибших. Я не хотел в это верить, и я не хотел этого видеть, но то, что открылось моему взору, было ужасающим: среди трёх изуродованных трупов людей из моей команды был и мой советник. Выволакивая его по песку, я увидел, что у него были сильно изранены ноги, изувеченные многочисленными рваными ранами. Видимо, он умер от потери крови, о чём свидетельствовало его уже бледное, сине-зеленоватое лицо. Я спешил, из-за чего спотыкался и падал, находясь в воде, едва не сорвав спину, стараясь быстрее вытащить остальных. Прикрыв их лица выловленными тканевыми лохмотьями, я схватил обломок доски, и стал орудовать им как лопатой. Мне было суждено их похоронить здесь, и, увы – без почестей. Не знаю, сколько я возился, но солнце перевалило отметку в зените, а люди, ушедшие на поиски источника питьевой воды, так ещё и не вернулись. Занозив руки до кровавых мозолей, кое-как, я закопал своих товарищей, воткнув эту же доску у изголовья. Сил больше не было, и, упав перед свежей братской могилой на колени, я стёр со лба пот и хотел попрощаться с ними вслух, но больше не мог сдерживать эмоции и нервы, от чего громко разрыдался. *** Вдруг, в ближайших кустах, прямо за бревном, на котором я недавно сидел, стали раздаваться усиливающиеся шорохи. Я быстро вскочил на ноги, сделал несколько шагов назад и машинально схватился за рукоятку меча, опасаться, в первую очередь, встречи с неведомым хищником. Но повезло: мои всхлипывания привлекли коренных обитателей острова, которые наблюдали за мной из своих природных укрытий. Медленно раздвигая ветви, они по одному вышли на берег и внимательно изучали меня с ног до головы, пожирая глазами. Передо мной стояла целая толпа гоблинов в одних набедренных повязках, источая «тонкий» аромат. Среди них было несколько детей, и мысль о возможной схватке мгновенно рассеялась, хотя копья при себе они имели. Да и по виду они были далеко не хиляками: крепкие и мускулистые, высокие как на подбор, каждый почти на голову выше меня, вот что значит жить и охотиться на свежем воздухе. Они выстроились в линию и начали петь в унисон. Их акцент был, конечно, ужасным. Ну а чего я хотел от аборигенов? – Слэдуй по каминой дарогэ! Слэдуй по каминой дарогэ! Слэдуй, слэдуй, слэдуй, слэдуй, слэдуй по каминой дарогэ! Слэдуй по камню, слэдуй по камню, слэдуй по каминой дарогэ!» Я был уже почти абсолютно убеждён, что это галлюцинация, вызванная отравлением солёной водой, которой я вдоволь нахлебался, пока не услышал издалека крики моих людей. Они возвращались бегом, желая прийти мне на помощь: двое уже с оголёнными мечами, обгоняя своих товарищей, а двое, некогда безоружные, подобрали в лесу по дубине. – Стойте! Стойте! – выбежал я им наперерез. – Они дружелюбны и не опасны! Только подойдя ко мне вплотную, запыхавшиеся солдаты убрали свои мечи и отпустили дубины. – Сэр, Вы в порядке? – спросил меня первый, подозрительно наблюдая за толпой гоблинов через моё плечо, которые, в свою очередь, с не меньшим любопытством и интересом рассматривали подоспевших гостей острова. – Это что, войско Крюллода? – Водяной источник нашли? – перевёл я разговор. – Да, но неблизко. – Дай скорее, – я взял свою флягу обратно и, приложившись к горлышку, осушил её до дна. – Скажи мне одно: ты тоже видишь этот «ароматный» мираж? – Гоблинов? – с удивлением переспросил тот. – Ну да. – Тогда, всё под контролем, я в полном порядке, и они, уж поверь, не солдаты Крюллода, это точно – разговаривают иначе, – успокоил я и, на всякий случай, перешёл на шёпот. – Не знаю, как они сюда попали, но этот остров, похоже, их дом, а они – аборигены, так что, повежливее, это мы у них в гостях. – Идыте в город «дэво-чэловэчков», – прервал наше обсуждение один из туземцев, здоровый как гора, и показал жест, который у нас на родине означал бы: «следуй за мной», и направился в заросли. – Нас не съедят? – скептически переглянулись солдаты. – Идём, – оптимистично позвал я, и запрокинул пустую, недавно выловленную бочку себе на плечо, придерживая рукой. – Если мы до сих пор ещё живы, не схвачены и не связаны, а оружие при нас – бояться нам нечего. *** Нас удручала лишь одна перспектива – идти босиком по джунглям, ведь поспевать за туземцами было сложно. Солнце садилось, и с другой стороны, нас уже радовало то, что сегодня не придётся впопыхах сооружать ночлег или вовсе спать под открытым небом. Они то, аборигены – привыкли, а мы, по сравнению с ними – неженки: укуси нас какое-нибудь насекомое местного обитания, сверни мы не на ту тропу или угоди в болото, наткнись на хищников, и всё – можно запросто присоседиться к троице закопанных на пляже, и поминай, как звали. Спустя некоторое время, мы вышли на неширокую, но ровную тропу, которая и вывела нас к поселению. С виду это была небольшая деревушка: домики-шалаши с треугольными крышами из тростника, огороженный загон для домашнего скота, поодаль колодец с каменной обкладкой и еле дымящееся кострище посередине вытоптанной поляны, с четырёх сторон которого лежали поваленные стволы деревьев, просиженные и натёртые до блеска. Рядом, на моё удивление, валялся огромный, перевёрнутый металлический чан, и, судя по засаленным пятнам на нём, он служил для приготовления пищи. Одно не понятно: если наконечники на копьях у туземцев каменные, все постройки деревянные, без единого гвоздя, то откуда ему было взяться? Но его вид заставил желудок проснуться и урчать, напоминая, что пора перекусить, а не размышлять. Подкрепиться горячей порцией чего угодно нам сейчас бы совсем не помешало, тем более, мы уже не помнили, когда в последний раз нормально ели. Будет у нас ещё время всё выяснить. Встретили нас очень радушно и гостеприимно: мне тут же бросились помогать с бочкой, сняв её с плеча и укатив куда-то, а потом по очереди обняли, как своих, и сразу рассадили по лавкам, вокруг очага. Кто-то начал реанимировать костёр, кто-то сооружать мангал, а кто-то наполнять чан водой. Надо признаться, племя работало весьма слаженно и организованно. Жара потихоньку спадала, и все предметы вокруг начали отбрасывать длинные тени, окрашиваясь в золотистый цвет приближающегося заката. Хаотично набросанные дрова уже вовсю полыхали, а языки пламени игриво танцевали и щекотали чан, в котором постепенно закипала вода. Наспех доделывая свои мелкие, бытовые дела, все жители племени стягивались и занимали место у костра, от которого шло приятное тепло. В чан забросили с десяток птичьих туш, уже ощипанных и обезглавленных, вместе с мытыми, но не нарезанными овощами, а сверху всё это присыпали горстью ароматных специй. Ужин был готов с наступлением темноты, и небо украсили созвездия, которых нам так не хватало теми туманными ночами на корабле. Приготовленную птицу насаживали на шампур, сделанный из острой ветки дерева и, немного остудив, передавали по рядам. Каждый мог отщипнуть себе кусок, сколько захочет, пока от сваренной пернатой не оставался костяной остов. После, ритуал повторялся заново, по кругу. Разговаривать не хотелось, настолько все были увлечены трапезой. Те, кто насытился, стали потихоньку расходиться по хижинам, но тут началось самое интересное: силач, которого днём на пляже я поначалу посчитал вожаком, хитро глянул по сторонам, словно желал удостовериться, что за ним не подглядывают, встал, и трусцой отбежал к соседнему дереву. Там, между корней было сооружено, что-то типа погреба-тайника, откуда он спешно достал необычную конструкцию, и поскорее вернулся на место. Невиданная штука представляла собой набор скрепленных в ряд бамбуковых стеблей, одинаковых по диаметру и высоте, и очень напоминала народный духовой инструмент. Но, не тут то было – устраивать концерт нам сегодня никто не собирался: ловко откупорив крайний стебель пальцем, гоблин припал к нему губами, и, перевернул вверх ногами конструкцию, запрокидывая голову. Судя по его шевелящемуся кадыку, он жадно пил, а закончив, утёрся рукой, поморщился, и передал связку следующему. Очередь дошла и до нас. Отказыватьс