Выбрать главу

заботилась о собственной дочери.

Энни закуталась в плащ и продолжила путь. Она унаследовала коттедж вместе с теми же условиями, с которыми согласилась ее мать. Обязанность проводить здесь непрерывно шестьдесят дней, или дом

снова будет принадлежать семье Харпов. Но в отличие от матери Энни ненавидела остров. Впрочем, сейчас ей некуда пойти - если только она не почтет домом изъеденный молью матрас в кладовой

кофейни, где работала прежде. Между болезнью матери и своей собственной она не могла толком

работать, и у нее не было ни сил, ни денег снять другое жилье.

К тому времени, когда она дошла до заледенелого болота, ноги отказывались служить. Энни

отвлекалась тем, что практиковалась издавать зловещие стоны в различных вариациях. У нее

вырвалось нечто похожее на смех. Может, она и никудышная актриса, зато преуспела как

чревовещатель.

И Тео Харп ведь ничего не заподозрил. На следующее утро у Энни появились вода и электричество, и хотя в доме было промозгло, он вполне годился для жилья. Благодаря словоохотливому мужу

Барбары Роуз, Букеру, Энни узнала, что возвращение Тео Харпа вызвало на острове толки.

- Какая трагедия случилась с его женой, - говорил Букер, показывая Энни, как не давать замерзнуть

трубам, как обращаться с генератором и сберечь газ. Мы все очень переживали за мальчика. Он

странный и всегда держался в стороне, но проводил здесь почти каждое лето. Вы читали его книги?

Энни терпеть не могла признаваться в этом, поэтому неопределенно повела плечами.

- У жены от них кошмары почище, чем от Стивена Кинга, - поведал Буккер. Не представляю, откуда

он такое берет.

«Курорт» был излишне жутким романом о психлечебнице для маньяков-уголовников, где имелась

комната, переносившая обитателей особенно тех, кто наслаждался пытками, назад в прошлое.

Энни эту книгу ненавидела. Благодаря бабушке у Тео Харпа имелся кругленький трастовый фонд, поэтому необходимости зарабатывать на жизнь писательством не было. И в глазах Энни это, скорее, служило поводом считать его творчество предосудительным, даже если оно хорошо продавалось.

Предполагалось, что Харп работал над продолжением, а уж его она точно читать не собиралась.

После ухода Букера Энни распаковала продукты, которые купила на материке, проверила все окна, приставила металлический столик к передней двери и проспала двенадцать часов кряду. Как всегда, проснулась от кашля и с мыслями о деньгах. Она тонула в долгах и до тошноты переживала из-за

этого. Лежа под одеялами, Энни таращилась в потолок, пытаясь найти выход из положения.

После того как у Мэрайи нашли рак, она впервые стала нуждаться в дочери, и Энни всегда была

рядом и даже отказалась от своей работы, когда дошло до того, что стало нельзя оставить мать одну.

- Как я могла воспитать такое робкое дитя? обычно вопрошала Мэрайя. Однако в конце она стала

бояться остаться одной, цепляясь за Энни и умоляя не покидать ее.

Энни потратила свои скудные сбережения на то, чтобы оплатить аренду любимой манхэттенской

квартиры Мэрайи, чтобы матери не пришлось съехать, потом впервые в жизни завела кредитную

карту. Покупала средства на травах, поскольку Мэрайя клялась, что они ей помогают, приобретала

книги, питающие творческую натуру матери-художницы, и оплачивала специальное питание, не

позволявшее ей так сильно терять вес.

Чем больше слабела Мэрайя, тем больше становилась благодарной.

- Не представляю, что бы я делала без тебя.

Эти слова проливались бальзамом на душу маленькой девочки, которая еще жила в глубине сердца

взрослой Энни, страстно желавшей заслужить одобрение своей критичной матери.

Возможно, Энни бы умудрилась остаться на плаву, если бы не решила исполнить мечту матери о

последнем путешествии в Лондон. Взяв еще кредитные карты, она неделю возила мать в инвалидном

кресле по музеям и самым ее любимым галереям. Момент, когда в галерее «Тейт Модерн» они

остановились перед огромным красно-серым полотном Нивена Гарра, показал, что жертвы дочери

стоили того. Мэрайя прижалась губами к ладони Энни и произнесла слова, которые она жаждала

услышать всю жизнь: «Я люблю тебя».

Энни с трудом выползла из постели и провела утро, обыскивая пять комнат коттеджа: гостиную, кухню, ванную, спальню и студию, служившую также гостевой комнатой. Художники, которые

время от времени гостили здесь, дарили Мэрайе картины и небольшие скульптуры, более ценные из

которых мать давным-давно продала. Однако что именно она сохранила?

Неожиданных находок Энни не попалось. Бугристый ярко-розовый диван и темно-коричневое

футуристическое кресло, тайская богиня из камня, птичьи черепа, картина во всю стену, на которой

изображен перевернутый вверх тормашками вяз. Мешанина предметов и стилей мебели

объединялась безупречным чувством цвета матери однотонные стены и плотная обивочная ткань

барвинкового, оливкового и темно-серого оттенков. Бивший по глазам ярко-розовый цвет дивана

наряду с уродливым радужным пластмассовым стулом в форме русалки служили, чтобы потрясать

зрителя. Пока Энни грезила над второй чашкой кофе, то решила, что ей нужно провести более

систематические поиски. Она начала с гостиной, занося каждый предмет искусства и его описание в

блокнот. Было бы легче, если бы Мэрайя сказала, что искать. Или если бы Энни могла продать

коттедж.

Тут надула губы Пышка.

«Незачем было возить свою мать в Лондон. Лучше бы купила мне новое платье. И диадему».

«Ты правильно поступила, - возразил вечно преданный Питер. Мэрайя была неплохим человеком, просто никудышной матерью».

Милашка произнесла в своей обычной воспитанной манере, но слова от этого ужалили ничуть не

меньше: «Ты сделала это для нее или ради себя?»

Лео просто спросил с издевкой: «Все, чтобы завоевать мамочкину любовь, да, Антуанетта?»

Вот так обстояли дела с куклами. Они говорили правду, которую ей не хотелось слышать.

Энни выглянула в окно и увидела, как что-то движется вдали. Лошадь и всадник, четко различимые

на фоне океана, серого и белого, ворвавшиеся в зимний пейзаж, словно все демоны ада гнались за

ними. После еще одного дня дремоты с приступами кашля, потворствования своему хобби

рисования глуповатых мультяшных ребятишек, - дабы поднять себе дух, Энни больше не могла

игнорировать проблему с сотовой связью. Выпавший за последнюю ночь снег превратил уже и так

опасную дорогу в непроезжую, а это означало еще один поход на вершину скалы в поисках сигнала.

Но на этот раз Энни решила держаться подальше от Харп-Хауза. Пуховик подходил для карабканья

по скалам лучше, чем то отрепье, в которое она снарядилась в последний раз. Несмотря на резкий

холод, временами выглядывало солнце, и тогда свежевыпавший снег искрился, словно присыпанный

блестками. Однако забота чересчур обуревала Энни, чтобы дать насладиться красотой. Ей нужно

было больше, чем просто мобильная связь. Ей требовался доступ к Интернету. Чтобы не дать

преимущество над собой посреднику, нужно изучить все, что перечислено в инвентарном списке, а

как ей это удастся? Коттедж не оснастили спутниковой связью. Летом в отеле и гостиницах

предлагали свободный доступ к сети, но теперь их закрыли, и даже будь машина на ходу, чтобы

доехать до городка, Энни представить не могла, как стучится в двери и ищет того, кто разрешит ей

полазить в интернете.

Даже в теплом пальто, красной вязаной шапочке, которую Энни натянула на непокорные волосы, и

закутав нос и рот шарфом, чтобы защитить дыхание, к тому времени, как она добралась до вершины, ее трясло от холода. Оглядев дом и окрестности, чтобы убедиться, что поблизости нет Тео, Энни

нашла укромное место позади беседки и позвонила в несколько мест в начальную школу в Нью-