— Это мой отец, — твердо ответил офицер, но что-то в его тоне Круглову не понравилось.
— Сашка? Сашка! — Круглов выскочил из-за стола. К черту субординацию, когда к тебе прибыл служить сын твоего лучшего армейского друга. — У меня еще там, у генерала, сердце екнуло. Ехали пока, все гадал, ты — не ты. — Майор стиснул Александра в объятьях, но радовался недолго.
Улыбка сошла с лица Круглова, когда он разжал объятья и поймал немигающий взгляд парня. Евгений Максимович понял все.
— Когда?
— В августе, дядя Женя, — совсем по-детски, по-домашнему, дрогнувшим голосом ответил Александр и уточнил: — Под Курском.
— Эх, Сашка, Сашка… — только и нашелся, что ответить Круглов. Он понимал, что нужно что-то сказать, но слова не шли, для него весть о смерти друга стала неожиданностью. Майор крепко, по-отцовски, стиснул парня и в самое ухо, почти как заговор, прошептал: — Держись, лейтенант!
— Есть держаться! — твердо ответил Андреев, освободившись от объятий, но подбородок дрожал, а глаза все еще блестели.
— Вот это правильно, разведчик, — уже совсем по-деловому ответил Круглов. — На обустройство тебе всего ничего. Понимаю, что с дороги, но отдыхать некогда. Наступление ждать не будет. Принимай взвод. Ребята толковые. Ты тоже, я слышал, командир боевой, так что, думаю, быстро притретесь. Становись на довольствие, знакомься с обстановкой, а к семнадцати часам вместе с радистом ко мне.
— Есть. — Андреев козырнул. — Разрешите идти?
— Иди… нет, подожди, — последнее слово Круглов добавил совсем не командирским тоном. Майор тяжело опустился на стул, достал три стопки, сделанные из колпачков от мин, плеснул из фляжки спирта, взял одну в руки, другую взял Александр, третья осталась стоять нетронутой.
— Помянем отца твоего, артиллериста, майора Андреева Петра Сергеича. — Круглов говорил с каким-то нажимом, и Сашка понял, что тот изо всех сил пытается не заплакать. — Пусть земля ему будет пухом.
Майор замолчал, молчал и лейтенант. Оба смотрели в стопки, будто пытались что-то разглядеть на дне. Каждый думал о своем. Круглов вспоминал своего друга. Как прощались на вокзале весной тридцать восьмого, когда он уезжал на Север. Тогда никто не думал, что прощаются навсегда.
Они всерьез обсуждали планы на будущее лето. А рядом стоял Сашка и улыбался… они все тогда улыбались.
Александр мельком взглянул на командира, перед глазами встала картинка: жаркий летний день в городе, где стоял полк отца… и Круглова. Залитый солнцем плац… нагретые лафеты орудий, на которых так здорово было кататься, когда их выкатывали на чистку! Как давно это было!
Сашка вздрогнул, посмотрел на майора, который запел тихим дрожащим голосом, и подхватил:
Круглов резко и размашисто рубанул рукой воздух, обрывая песню. Соленая радуга угрожающе нависла на глазах.
— За тебя, Сергеич, — хрипло и тихо прошептал над стопкой майор и опрокинул в себя жгучую влагу.
В семнадцать часов, как было приказано, Андреев вместе с радистом постучались к Круглову.
— Лейтенант Андреев по вашему приказанию прибыл.
— Старший сержант Петрин по вашему приказанию прибыл.
— Это хорошо, что прибыли, — сбивая официальный тон, отозвался комполка, приглашая разведчиков к столу, пожал по очереди руки и поставил на стол еще две кружки. — Чай как раз поспел. Сухарями тоже угощайтесь.
Петрин, служивший в полку уже не первый год, знал этот обычай пить чай с командиром перед боевым выходом и вел себя как ни в чем не бывало, а вот Андрееву было неуютно в непривычной для него ситуации. В училище все было строго параллельно и перпендикулярно, а субординация воспринималась как нечто священное и незыблемое. Так было и со штрафниками, а тут вдруг целый командир полка вот так запросто гоняет чаи с подчиненными. Здесь все оказалось иначе, и Александру это еще предстояло понять. А пока он со своим новым сослуживцем, радистом разведвзвода Петриным, пил чай в штабной избе и слушал командира полка, которого теперь даже в мыслях не позволял себе назвать «дядей Женей».
— Дело вам предстоит особо сложное и важное. — Круглов развернул карту и вернулся к чаю. — Необходимо перейти линию фронта и к пяти часам утра выйти на Грозовой Зубец — господствующую высоту в системе обороны Озерного. Задача: на высоте развернуть наблюдательный пункт и по радио корректировать огонь дивизионов во время артподготовки и в ходе операции по захвату опорного пункта. Особое внимание обратным скатам высот. Вопросы?
Разведчики молчали, Андреев перестал жевать сухарь и отставил кружку с чаем.
— Хорошо, тогда я спрошу. Как думаете добраться до Зубца? На мой взгляд, быстрее всего пройти вдоль русла вот этого ручья, под самым носом у финнов, он как раз к высоте выходит, и местность там лесистая. Что скажешь, Александр Петрович?
— Не согласен, товарищ майор, — уверенно ответил Андреев и заметил, как на спокойном лице комполка мелькнуло легкое удивление, а в глазах появился интерес. — По имеющимся разведданным, единственный район, который слабо контролируется противником, — лейтенант ткнул сухарем в карту, — это болото между высотой 70,5 и самим Озерным. Вот по нему и предлагаю дойти до Грозового Зубца.
— Не выйдет так, командир! — взвился молчавший до этого Петрин, но тут же спохватился. — Извините, товарищ майор, но товарищ лейтенант, по-моему, не совсем представляет себе, что такое ходить по болоту. Я ж сам сибиряк, а у нас там этого добра, болот в смысле, навалом, там же шаг вправо, шаг влево — поминай как звали. Ручьем идти надо, ручаюсь.
— Ох уж мне это твое «ручаюсь», Аркадий Николаевич. С Никоненко ты тоже ручался, а что вышло?
— Виноват, — разведчик сказал это так, будто он и впрямь был виновен в гибели прежнего командира.
— Ладно, будет, — примирительно сказал Круглов, отпивая чай. — Идею с болотом безнадежной не считаю. Думайте, время, хотя и немного, еще есть.
Круглов замолчал, продолжая пить чай и смотреть на карту. Идея с болотом ему понравилась. Риск велик, но было в этом предложении что-то дерзкое и неуловимое, что давало шансы на успех. Но болото есть болото, Петрин прав, разведчики могут погибнуть, даже не пройдя и половины пути…
— Разрешите, товарищ майор? — от двери раздался низкий окающий голос. Это пришел пожилой старшина хозроты, принес необходимое снаряжение.
— А, Федосеич, проходи. Все принес?
— Так точно, товарищ майор, все, как полагается. Не в первый раз, чай, ребятишек собираю.
— Кстати, Александр Петрович, бывай знаком, наш «отец полка», — шутливо представил Круглов старшину. — А что? Бывают же сыны полка, а у нас, вот видишь, отец. Вторую войну вместе ломаем. Наше секретное оружие — весь тыл ведь, на самом деле, на нем держится. Может, чаю, Федосеич?
— Благодарствую, токмо я это… вот чего. — Старшина, не ожидавший такой рекомендации от командира, стушевался. — Не сердись, Максимыч, слышал я, об чем вы тут с ребятишками толковали. Вот. У меня, стало быть, соображение имеется. Есть. Есть дорога-то. Гать через болото, да напрямки. Запоминайте, ребятки. — Старшина обратился ко всем, но смотрел при этом на Андреева. — Как в болото войдете вечером, идите так, чтобы солнце все время в левый глаз светило. Светило, но не слепило, смекаете? Вот. А как спрячется оно, значит, за горизонт, держитесь чуть правее сухой сосны, так-то. Вообще там когда-то вехи были, да и сама гать не иголка, токмо от времени да от войны повредиться могла. Вот и весь сказ. Да, сосну легко найдете. Ее издаля видать — длинная, как тот дрын.
— Ай да Федосеич! — воскликнул Круглов. — Голова! Только откуда ты все это знаешь?
— Дык этоть, я ж тутошний, громовской. Мы по малолетству той гатью за клюквой бегали, да и с озерскими бодаться ходить было сподручнее, замечали нас, токмо когда уже к околице подбирались. А гать ту вообще барин местный наводил, еще при царе, так что смекайте, ребятишки, что с нею за эти годы немалые сталось. Так-то.