Старшина милиции Чернорук в последующих рассказах не слишком расцвечивал свою роль в этой истории героическими красками.
Не утверждал, например, что заглянул на пустырь, привлеченный подозрительными звуками и имея целью пресечь возможные злоумышления. Но и тот факт, что привела его на это поле чудес банальная физиологическая надобность, возникшая после двух выпитых по окончании дежурства бутылок пива, Чернорук тоже старался не афишировать.
Как бы то ни было, обогнувший угол институтского забора старшина остановился, прикованный к месту фантастическим зрелищем.
Поперек тропинки лежала кость невероятных размеров, слабо белея в свете далеких фонарей. Над костью возвышался здоровенный пес, глаза которого зловеще светились во мраке.
Ни дать ни взять – ужас Девонширских болот, Баскервильская собака.
Причем только что дочиста обглодавшая очередного несчастного сэра Баскервиля. Сэр ей явно попался на редкость крупный… Потрясенный милиционер помотал головой, пытаясь отогнать кошмарное видение. Видение не исчезло. Собака рванулась в сторону старшины Чернорука и дико завыла.
Не мудрствуя лукаво, тот повторил известный прием попавшего однажды в схожую беду беглого каторжника Селдена: развернувшись, с истошным воплем понесся в сторону освещенного проспекта. Будучи лет на двадцать постарше Алеши Пряжкина, олимпийских рекордов Чернорук в этом спринте не побил, но вполне доказал свое право на выступление за сборную ветеранов МВД…
Институтские вохровцы, в караулку которых бросился за спасением от прожорливого чудовища старшина, сначала весьма логично заподозрили у него белую горячку. Но настойчиво повторяемое: «В-вот т-т-такая к-к-кость!» в сочетании с широко разведенными руками заставило вспомнить о недавно поступившем экспонате. Чернорук решился показать место происшествия только после того, как старший смены вручил ему обшарпанный наган взамен оставленного на службе табельного оружия. Спешно составленная поисковая экспедиция выступила.
Тем временем вой и настойчивое дерганье Гектора вернули в чувство погребенную под костью Аллу Эдуардовну. Ничего не понимая, она попыталась встать из лужи, в которой до сих пор пребывала, не замеченная старшиной Черноруком. Встала, но сильнейшее головокружение вновь опустило ее на четвереньки. Пес вырвал поводок из ослабившей хватку руки и радостно умчался во тьму.
Когда старшина, вторично вывернувший из-за угла во главе процессии охранников, увидел, что кошмарная собака превратилась в стоящую на четвереньках над все той же костью растрепанную и довольно грязную женщину, он просто сел в заросли бурьяна, закрыл руками лицо, выронил в лужу казенный наган и перестал на что-либо реагировать. Так, с прижатыми к лицу руками, его в «скорую» и загрузили. А с ним и злополучную собачницу с сильным сотрясением мозга. Бедняга Гектор пополнил ряды бездомных собак.
Русский богатырь Пряжкин, наблюдавший за финалом действия с безопасного расстояния, тяжело вздохнул и пошел к трамвайной остановке. По пути он размышлял, не надежней ли прорыть туннель под проклятым забором…
8. Комиссия по улучшению
Неприятности росли со скоростью снежного кома. Получивший моральную и физическую травму Потапыч, сильно контуженная собачница, ставший заикой милиционер – случаи хоть и неприятные, но все же единичные. Сейчас же трясло и лихорадило весь огромный коллектив института. Дело в том, что с исполинскими костями Моби Дика произошло то, что обычно и происходит с любыми останками: они засмердели.
Дело житейское, весь вопрос в масштабах.
Здесь масштабы были огромными. Подспудно процесс начался еще две недели назад, во время долгого железнодорожного путешествия костей из Владивостока, и вскрывавшие ящики работяги брезгливо морщили носы. Затем, в полном соответствии с законами диалектики, произошел качественный скачок – запах стал нестерпимым. Ночной осенний морозец еще как-то ослаблял убойную силу потрясающего воображение зловония, но дневное солнышко вновь доводило его до невыносимых для человеческого организма концентраций. Ситуация усугублялась тем, что сушить детали скелета необходимо было в проветриваемом помещении, то есть с открытыми воротами склада.
Работоспособность океанологов стремительно упала фактически до нуля.
Сотрудники торопливо брали отпуска за свой счет, отгулы и бюллетени, наконец – просто прогуливали. Всей душой рвались в местные и дальние командировки, и даже, редкий случай, на сбор подмерзшей картошки с колхозных полей. Хоть какая-то возможность для полезной деятельности сохранилась лишь у счастливчиков, страдавших в тот момент насморками. Но и они жаловались на сильную резь в глазах.