Выбрать главу

Мищенко включил ночник, и в слабом его свете увидел, как третий из нападавших пытается открыть двери в купе, которые они сами же и замкнули. Но он страшно боялся, и у него ничего не получалось. Олег злорадно улыбнулся, плавно спрыгнул с верхней полки, и расчетливо ударил противники в затылок кастетом.

Тот рухнул. Падая, он зацепил лейтенанта, тот не удержался на ногах, и вынуждено сел на нижнюю полку. И обнаружил, что рядом, качая разбитой в кровь головой, сидит наркоман.

— Чего молчишь? Чего не орешь? — делано удивился Мищенко. — Я тебе, кажется, личико попортил? Извини, братан, ты меня немножко убивать хотел, да? Вот я не удержался… А! Знаю, чего молчишь. Ты ведь не будешь орать, правда? Шприцы найдут, жгуты, следы на ручечках твоих найдут. Не хочешь…

Олег размахнулся, и еще раз ударил его в висок. Тот сразу обмяк.

В общем-то, Олег старался бить так, чтобы вырубить, но не убить. Этому его в училище научили. И теперь он замерил у всех троих пульс. Больше всего его беспокоил крепыш — Мищенко опасался, что мог в стрессовой ситуации не рассчитать силу удара, и проломить тому череп. Это было бы, как не крути, убийство, и дальше — такая неизвестность, что уже и мрачный Махач-Юрт казался недостижимым райским оазисом.

Но нет — жив был крепыш, несмотря на то, что шишка у него на лбу была размером с апельсин. Все были живы, хотя и вырублены надолго. Теперь ситуация прояснилась, и хотя неприятная, но вполне регулируемая. Дожидаться пробуждения агрессивных попутчиков Олег не собирался, но и выходить на первой попавшейся станции было безумием. Надо было сначала выяснить, проехал ли поезд Чечню? Выходить в этом «мирном, доброжелательном» регионе ему не хотелось ни при каких обстоятельствах.

Делать было нечего, нужна была информация. Мищенко осторожно вышел из купе, прошел по коридору, нашел расписание, и, сверяясь с часами, изучил его. По расчетам, выходило, что где-то через час, когда уже должно было начать светать, поезд должен был остановиться в небольшом дагестанском городке. Небольшом, потому что остановка предполагалась в течение трех минут. «А оттуда», — решил Олег, — «я автобусами доберусь. Или даже на попутке, если что». Деньги у него оставались, поэтому финансовая сторона вопроса его не беспокоила. Надо было только забрать билет у проводника, чтобы получить впоследствии компенсацию в финчасти, а это было не так просто. Обычно же билеты возвращаются перед прибытием, и человек, который почему-то выходит раньше, вызывает подозрения…

Можно было бы, конечно, плюнуть на эти деньги… Но тут лейтенанта «начала душить жаба». Билет был не дешевый, сумма — приличная, а рассчитывать на скорое получение оклада в части, строго говоря, было опрометчиво. Мищенко заколебался, но решил рискнуть. Если бы излишне любознательному проводнику захотелось бы таки зайти в купе, ничего не должно было бы вызвать у него подозрений.

Олег быстро вернулся на свое место, замкнул, на всякий пожарный, дверь, и осмотрелся. Благо, что на горизонте заалела полоска зари, и можно было не напрягать особо глаза, силясь обнаружить что-то на полу.

Попутчики были все еще в отключке. Олег уложил одного легкого парня на одну полку, затем, помучившись, затащил тяжелого на другую, а потом задумался. Что делать с третьим?

Мищенко попытался было закинуть тело на верхнюю полку, но оно гнулось, как тряпичная кукла, и производило слишком много шума. За стенкой завозился ребенок.

— У, черт бы тебя попрал! — выругался лейтенант в сердцах, и оставил свои попытки. Он пристроил тело в сидячем положении в ногах у доходяги-наркомана, понимая, конечно, что на естественный вопрос проводника, почему тот спит таким странным образом, ответить не сможет. «А если тот еще начнет трясти этого олуха»? — подумал Олег. — «И все станет ясно»? Ответа не было, а время для принятия решения и точки не возврата было близко.

Мищенко внутренне подобрался, внешне оправился, и пошел к проводнику.

Проводник спал. Он не просто спал — он храпел во всю свою могучую глотку. С присвистом, с сопением, выпуская невиданные трели, похожие на звук дрели. Его купе было открыто, поддувал свежий прохладный ветерок, а на столе лежала папка, из которой торчали кончики билетов.

Олег усмехнулся, очень аккуратно скользнул в купе, осторожно взял папку, бесшумно перелистал ее, нашел свой билет, забрал его, положил папку на место, и вышел.

Оставшееся время Мищенко просидел с кастетом в руках над своими попутчиками. Однажды крепыш напрягся, и вроде бы даже сделал попытку пошевелиться. Олег уже занес руку… Но тот снова расслабился, и затих.

Когда поезд начал притормаживать, Мищенко схватил свою сумку, и пошел на выход в тамбур. Сонный, с мутными глазами проводник, несказанно удивился:

— Ты чего это, а? Куда?

— Мне надо выйти срочно. Дела здесь есть. Бизнес, понимаешь? Бизнес! Срочное изменение условий!

Проводник соображал плохо, и это было лейтенанту только на руку.

— А билет? — вякнул проводник.

— А, — отмахнулся Олег. — Не надо. Оставь себе.

— А белье? — спохватился проводник.

— Да на месте твое белье! Зачем мне твое белье? Давай, пропускай, времени мало осталось.

Мужчина зевнул так, что чуть не вывернул себе челюсть, и махнул рукой:

— Коммерсы — шмоммерсы… Давай, иди!

Олег выпрыгнул из вагона, помахал проводнику рукой, дурашливо поклонился, и быстрым, но твердым шагом, постарался как можно скорее скрыться из виду. Он зашел за пустое утром здание местного железнодорожного вокзала, и только тогда сплюнул, и перевел дух. Лицо его приняло злобное, угрюмое выражение.

— Какого черта я сюда так рвался? — сказал он сам себе.

Автовокзал оказался на другом конце города. Олег доехал туда на местном городском автобусе. Купил в киоске карту Дагестана, посмотрел маршрут, и уже вполне уверенно изучил расписание междугородных автобусов.

Билет удалось купить без проблем, но в соседях оказались какие-то торговки с огромными неопрятными баулами, которыми они заняли все проходы и прочие свободные места в салоне, так что Мищенко даже некуда было сунуть ноги.

Олег с неудовольствием заметил, что, несмотря на то, что он одет в гражданку, выделяется он в этом автобусе как одинокий тюльпан среди выгоревшей степной травы. Кругом были одни нерусские физиономии. В Казахстане русских физиономий также было не слишком много, но… Но здесь их не было практически вообще. Может быть, на весь автобус человека два — пожилой мужчина, и старуха. Хотя, строго говоря, на этом рейсе молодежи и так оказалось на удивление мало. Ну и ладно!

В дороге лейтенанта укачало, и он заснул. Заснул крепко, и не видел милицейской проверки, которая ограничилась беглым осмотром салона. В этот момент его случайно заслонили две тетки, которые использовали время вынужденной остановки, для того, чтобы переставить свои баулы. Милиционер не разглядел Олега, иначе, обязательно попросил бы у него документы для проверки. Обычное дело! Тот, кто выделяется в толпе, тот и привлекает к себе внимание. В Москве — это лица кавказской национальности, (хотя их уже там так много, что скоро этот принцип работать не будет), а, например, в Махачкале — ровным счетом наоборот.

Больше проверок не было. Мищенко проснулся в тот момент, когда автобус уже ехал по улицам Махачкалы. Было пасмурно, вдоль улицы располагалась низкая, частная застройка, с деревянными и каменными заборами, зелеными деревьями, цветниками перед домом, ржавыми антеннами. Чуть ли не через каждые пятьдесят метров находились торговые точки. У кого-то это был отдельный, вынесенный ближе к дороге, киоск, у кого-то приземистое здание, находящееся на линии забора, и частично его заменяющее, у кого-то вообще — первый этаж жилого дома. В результате у Олега создалось впечатление, что торгую здесь все. Видимо — все и всем. Но вот кто все это покупает? Как раз с покупателями, видимо, была напряженка. Народ у киосков отнюдь не толпился.