Здесь я дома.
Со стен на меня тут и там глядят граффити Шута Саймона, почти как в книге, из которой его позаимствовала Шанна: голова-овал, стилизованные рожки и простая закорючка кривой ухмылки.
Зато среди попрошаек совсем не осталось знакомых, да и Рыцарей что-то не видно – куда они, на хрен, подевались? Я останавливаюсь у прилавка в тени высоченной стены стадиона – сложенная из местного песчаника, она здорово потемнела от времени.
Хозяин прилавка, обливаясь потом, склоняется над ручкой вертела с надетой на него бараньей ногой. Под вертелом дышат жаром красные угли.
– Баранья нога, горячая баранина, – уныло бормочет он. – Все свежее, утреннее, не червивое. Баранья нога…
– Эй, Лум, – говорю ему я. – Чего такой кислый с утра? Стряслось чего?
Он поднимает голову, смотрит на меня и бледнеет, несмотря на жар от углей. Через пару секунд он вспоминает, что надо бы улыбнуться, но улыбка почти сразу соскальзывает с его лица.
– Кейн? – Его голос срывается на писк. – Я ничего не знаю, Кейн. Клянусь моими яйцами!
Я тянусь через прилавок к веревке над ним и беру с нее готовую баранью ногу.
– Чего ты не знаешь?
Он наклоняется ко мне и понижает голос:
– Не шути со мной, слышь, Кейн… У моей женщины лихорадка, а мой парнишка – Терл, помнишь? – ушел к Дунгарам, и я не знаю, жив он еще или нет. – Его бьет дрожь, и он украдкой заглядывает мне в глаза, которые, как обычно, ничего не выражают. – Больше мне неприятностей не надо, ясно? Я тебя не знаю и здесь не видел, лады? Проходи, и все.
– Ну-ну, – отвечаю я равнодушно. – Какой ты сегодня гостеприимный.
– Прошу тебя, Кейн, клянусь… – Обливаясь потом, он бросает тревожные взгляды на толпу, но та не обращает на нас никакого внимания. – Если тебя схватят, я не хочу, чтобы ты думал, будто это я тебя сдал.
– Сдал, – повторяю за ним я.
Так-так. Я отгрызаю кусок баранины. Мясо жесткое как подошва, но я жую, чтобы дать себе время подумать, как вдруг кто-то подходит ко мне сзади и останавливается слишком близко к моему левому плечу.
– Проблемы, Лум? – спрашивает он. – Этот тип тебе мешает?
Лум, выпучив глаза, отрицательно мотает головой. Я искоса разглядываю подошедшего: черные поношенные сапоги, красные бриджи, кольчуга до колен, черная полоса по нижнему краю, рука молодая, но вся в шрамах, лежит на рукояти меча, готовая потянуть его из ножен. Кто-то из Рыцарей Арго. Ну наконец-то. Где-то поблизости должен быть его напарник – эти парни не ходят поодиночке.
Языком я запихиваю непрожеванную баранину за щеку и говорю:
– Так, время остановился провести. Не ссы.
Рыцарь фыркает от смеха:
– Надо же, а я-то думал! Ты, красавчик, с тебя штраф за нахальство. Пять ноблей. Гони монету.
Подмигнув Луму, я резко разворачиваюсь, как будто хочу дать подошедшему в ухо, и действительно попадаю ему бараньей ногой в голову. От неожиданности Рыцарь перегибается пополам, а я тычу ему бараньей костью в нос; брызжет кровь, Рыцарь выпрямляется и тут же во весь рост вытягивается в грязи. Лум, охнув, прячется за гриль, прохожие, которые шли мимо по своим делам, тут же окружают нас толпой любопытных зевак.
Пока Рыцарь прочухивается и делает попытку встать, я откусываю еще кусок мяса. Надо же, а с кровью, оказывается, вкуснее.
– Это тебе намек, парень, – дружески говорю ему я. – Никогда не назначай штрафов, которые не сможешь собрать. Такие вещи плохо сказываются на репутации. Ты теряешь уважение толпы.
К нам, раздвигая возбужденных зрителей, уже идет его напарник. Я улыбаюсь, машу ему рукой, и он прячет меч в ножны.
– Извини, Кейн. Парень новичок. Ну, ты понимаешь.
– Нет проблем. Ты ведь Томми, да? Точно, из Подземного источника. Ну что, как бизнес?
Он ухмыляется, довольный тем, что я его вспомнил.
– Да, блин, нормально. А ты знаешь, что за тебя объявлена награда?
– Догадываюсь. И сколько?
– Две сотни. Золотом.
Кусок баранины едва не застревает у меня в горле.
– Большие деньги.
Парень тем временем поднимается с земли и уже тянет из ножен меч, когда Томми дает ему второго тумака в то же ухо.
– Брось, дурак. Это Кейн, понял? Почетный Барон Арго. Будешь на него залупаться, он тебя убьет, а если он пожалеет, так величество сам потом оторвет тебе яйца и съест на завтрак.
Парень решает, что яйца ему еще пригодятся, и оставляет в покое меч.
– Кстати, – встреваю я, – мне бы потолковать с Королем.