Я позволил себе это отступление по одной причине — мой сын был бойцом 20-й мотострелковой.
В бригаде кропотливо совершенствовали узлы сопротивления в обороне, ежедневно с личным составом проводили занятия по боевой и политической подготовке. Бойцы и командиры с большим сознанием относились к учебе и занимались охотно.
Четырнадцатого августа враг вплотную подошел к Дону, и все части 62-й армии под сильным нажимом крупных сил противника отошли на левый берег. Беспрерывно грохотала канонада по долине реки, трещали пулеметы, свистели пули, носились в воздухе стремительные «мессеры», на нашу оборону сбрасывали смертельный груз «юнкерсы».
На западных высотах Дона появились камуфлированные немецкие танки. Наши артиллеристы и минометчики начали пристрелку по врагу, скрупулезно записывая в блокноты и на картах расстояние. И вот началась перепалка и задрожала калачевская земля.
В этот момент раздался звонок на моем НП. Звонил сержант Блохин. Он доложил, что из лощины, недалеко от моста, двигаются к переправе немецкие танки. Я тут же выехал к нему и, убедившись, что на западном берегу Дона наших частей 62-й армии нет, приказал взорвать мост.
Гулко прокатился мощный взрыв по долине реки. Полетели в разные стороны щепки, доски, и рухнули в воду два западных пролета моста. На поверхности воды плавали бревна, щепки, доски и, как «солдаты», в реке стояли перебитые сваи.
Гитлеровцам не удалось с ходу захватить мост. Тогда они с западного берега открыли сильный беглый огонь из пушек и минометов, пытаясь не только подавить наши огневые точки, но и накрыть снарядами и минами весь наш берег Дона в районе переправы. Но наши артиллеристы по приказанию командующего артиллерией бригады подполковника Кузьмы Степановича Парфенова, чтобы не обнаруживать огневые позиции пушек и минометов, мигом прекратили огонь. Пусть немцы думают, что они подавили наши пушки и минометы. А в это время он, попыхивая своей трубкой, с которой никогда не разлучался, поглаживая длинные усы, внимательно следил за вспышками немецких пушек и брал их на карандаш, делая пометки на карте.
За несколько дней знакомства с ним, а затем в течение двух с половиной последующих лет совместной службы я хорошо узнал этого человека. Спокойный, выдержанный, храбрый, знающий артиллерист. Он всегда проявлял разумную инициативу, отменную выдержку на поле боя.
Как-то я ему говорю:
— Давай-ка, Кузьма Степанович, пройдемся, посмотрим, как расположены ваши пушки в кустах за Калачом.
— Пойдемте, товарищ полковник.
И мы зашагали к боевым позициям. Не дойдя до высоких кустов в небольшой лощинке, услышали, как сильный красивый тенор пел:
В кустах послышался смех артиллеристов.
— Кто это так хорошо и весело поет, Кузьма Степанович? — поинтересовался я.
— Это сержант, командир орудия Павел Аврамчук, отважный и смелый человек, плясун, певец и весельчак. В перерыве между боями вокруг него постоянно смех и шутки. Он любимец дивизиона, — с душой выложил Парфенов.
Мы пошли к орудию. Раздалась команда: «Смирно!» Аврамчук четко отрапортовал. Мы осмотрели орудие, боеприпасы, блиндаж для укрытия прислуги и маскировку. Везде был порядок. Тут же Кузьма Степанович дал вводную задачу: открыть огонь по наступающим танкам. Эта команда артиллеристами была выполнена блестяще. Я поблагодарил артиллеристов, и мы пошли к другим орудиям, где нашли такой же порядок на огневых позициях. Проверка огневых позиций происходила в момент, когда тут и там с тяжелым грохотом рвались немецкие мины и снаряды. И так, без передышки немцы вели огонь.
Прошла ночь. Наступил рассвет 15 августа. С НП мы с Кузьмой Степановичем ясно видели, как большие колонны немецкой пехоты вперемежку с повозками и машинами, груженными боеприпасами, продовольствием и другим имуществом, спокойно спускались с высот к Дону и затем двигались вдоль западного берега к хуторам Березовский, Голубинский.
— Ну, Кузьма Степанович, пришла пора дать фашистам перцу. Давай беглый огонек со всех орудий и минометов.