Не докованный меч разрубил гниющую плоть Многоликого, обнажая переломанные кости. Отрубленный кусок свалился на землю и разложился, поглощённые Скверное. Монстр буквально начал поглощать сам себя. Корум отскочил назад, уходя от нескольких выпадов отростков плоти, отрубил один из них, опять сошёлся с Многоликим и вырубил его тела ещё два куска.
Внутри чудовища зародился не то стон, не то вой. Его тело содрогнулось и изрыгнуло из себя поток смерти, подобный тому, которым воспользовался против него Старейший, но чёрный огонь, исходящий от меча, сжёг его. Корум ещё раз расхохотался и нанёс ещё три болезненных ударов по чудовищу.
Я заметил, что поле Скверны начинает уменьшаться. Оно буквально стягивалось к Многоликому. Пламя меча жгло его, валил дым, весь мир, казалось, бился в агонии вместе с чудовищем. А неостановимый Корум метался вокруг Многоликого как пчела вокруг улья и жалил, жалил, жалил...
В бой опять ввязались наши маги, значит, всех служителей Культа за стенами города перебили. Но ни обычный колдовской огонь, ни глыбы льда не могли нанести и десятой доли того урона, что причинял чудовищу Корум.
Я обошёл скукоживающееся поле Скверны дважды по кругу. Этого хватило, чтобы понять — поле неоднородно. В некоторых местах по нему пробегала дрожь, а сама смертоносная аура иногда прижимается к Многоликому чуть ли не в упор. Чтобы оценить период изменения хватило нескольких секунд.
Выждав момент, я атаковал монстра, намереваясь отрезать от него кусок, да ещё и выпить при помощи Клинка Тени часть его жизненной энергии.
И тут Многоликий напомнил мне, почему его называю Многоликим. Я едва ушёл от трёх щупалец Скверны, ни причинив противнику вообще никакого вреда, а мою левую ногу зацепило поле.
Ощущение было такое, будто ногу в кислоту опустил. Уходя, я дважды наступил на левую ступню, и понял, что кожа уже начала разлагаться. Скрипя зубами от боли, я всё-таки как-то умудрился уйти от выпадов Многоликого (думаю, благодаря Коруму, практически полностью завладевшему вниманием чудовища), упал за землю и, укатившись по грязи подальше, принялся лакать зелье здоровья. Комок верещал в моей голове, кляня за опрометчивость, но я-то помнил, что он поддержал мой план атаковать.
На дорогу тем временем вышел Старейший, а за ним гуськом весь наш клан и местные маги. Мутант размахивал руками, указывая, что делать. С неба снова хлынул поток огня, но теперь пламя выжигало Скверну с земли, а не пыталось атаковать Многоликого. И это принесло свои плоды. Кусок поля был полностью выжжен, и тогда Старейший применил очередное своё заклинание — с земли поднялись незатронутые Скверной трупы и, медленно переваливаясь, поплелись к Многоликому. Тот попытался отмахиваться от них, но зомби хватались за отростки плоти и буквально начинали "течь", своим разложением заражая Многоликого.
Корум тоже не сидел, сложа руки. От его доспеха уже валил пар, его аура тоже сжалась до минимума, но меч по-прежнему горел огнём, отсекая куски плоти один за другим. А потом Корум заметил в теле чудовища что-то такое, что ему не понравилось больше всего, и он врубился в этот кусок плоти с утроенное энергией.
Закричали дети. Завыли мужчины. Женщины принялись стенать. Старики исходили воплями агонии. То, что когда-то было людьми, а теперь телом Многоликого издало отчаянный предсмертный вопль, и тело чудовища осело на землю бесформенной мёртвой тушей.
Корум запрокинул голову и издал лающий смех. Он воткнул меч в землю и двумя руками снял с головы свой шлем. Его плоть обгорела до черна, только белые зубы выделялись на красно-чёрном лице. Шлем отлетел прочь, от него, да и вообще от доспехов берсеркера, поднимался пар.
— А теперь обсудим дела клана, — сказал он.
Меч буквально вскочил обратно ему в руки.
— Выношу смертный приговор всем предателям клана Серверная Рать. Доктор, Тёмная Мать, Репей! Я приговариваю вас к смерти за предательство. Клан — это я! Вас не спасёт даже то, что вы когда-то были хорошими друзьями и преданными соратниками. Вы выполнили своё предназначение, завоевали новую базу для клана. Теперь я объявляю себя властелином этих земель и нового клана Серверной Рати!
Корум за какую-то долю секунды оказался рядом с кучкой наших кастеров.
— Ты, предложившая кандидатуру Доктора, первая, кому я приведу смертный приговор в исполнение!
Корум был слишком быстр. Две ледяные глыбы испарились от соприкосновения с огненной аурой берсеркера. Меч Корума поднялся и опустился лишь один раз, и разрубленное от макушки до паха тело Тёмной Матери упало в грязь.
— Репей! Ты — следующий! А следующий ты, Доктор!
Я с шипением встал на ноги. Комок более или менее справлялся с болью в ступне, но каждый шаг всё равно давался мне с трудом.
— Давай-ка ты разберёшься сначала со мной! — рявкнул я Коруму.
Тот, впрочем, метался по полю в пустую — Репей умудрился уйти из-под самого его носа, а остальная часть клана разбежалась. Старейший, кажется, тоже не собирался вмешиваться в наши дела. И что он сделает с этой защитой из чёрного огня, если она даже со Скверной смогла справиться?
Берсеркер увидел меня. Сложно было прочитать что-то на его лице, но я заметил, что оно исказилось ещё сильнее в гримасу какой-то абсолютной, всепоглощающей ярости. Кожа на скулах Корума лопнула, раны начали исходить сукровицей. Он двинулся вперёд...
Нет, чёрт возьми, он молниеносно очутился рядом со мной и нанёс удар. Огненный меч с шипением пропахал землю. Корум зарычал от ярости, а я рассмеялся.
Мир выцвел. Кругом стоял серый туман, поглощающий собой всё. Лишь фигура Корума горела красно-чёрным огнём. От неё исходили языки огня, сплетающиеся с пламенем, охватившим уродливый оплавленный кусок металла. Безумие Гризли поселилось в этом мече, и теперь этим безумием заразился Корум. Пламя выжгло всё остальное, оставив лишь жажду мщения, а так как Корум потерял пока только власть, он хотел отомстить Репью, предложившему сместить его, Тёмной Матери, предложившей мою кандидатуру, и мне, непосредственно занявшему его место. Если бы безумие кузнеца владело берсеркером ещё хоть какое-то время, он бы отомстил всему клану.
Я разрядил в берсеркера арбалет. Стрела высекла из доспеха сноп искр и ушла в сторону. А Корум опять сократил расстояние между нами и нанёс плоский удар мечом, намереваясь разделать меня на две половинки — нижнюю и верхнюю. Я же собирался вспороть бывшему главе клана горло, но тот успел отскочить назад. На миг Тень и чёрное пламя встретились, сцепились и тут же разошлись, не понеся никаких потерь.
— Ну, иди же ко мне! — сказал кто-то из нас, а второй рассмеялся. Или, быть может, мы оба сказали эту фразу и оба смеялись.
Корум завыл. Плачь Берсеркера заставлял противника бежать или бросать оружие и валиться с ног, у меня же он отдался только резкой болью в ушах. Корум взвыл ещё раз и, изогнув шею, плюнул в меня. Слюна попала на плащ и задымилась, прожигая кожу, но Тень сгустилась в том месте, и огонь погас.
Я наскочил на Корума, делая быстрые выпады своим тесаком, но тот ушёл от первого удара, а второй и третий спокойно принял грудью, сам попытавшись задеть меня мечом. Меч пропорол полу Плаща, но Тень сразу же срастила кожу. Но я успел зайти в бок безумцу и полоснул его по боку Клинком Тьмы. Доспех не выдержал и лопнул, разбрасывая в разные стороны искры и кольца панциря.
Берсеркер зарычал и попробовал достать меня мечом, а потом, резко сократив расстояние, едва не заграбастал мой плащ левой рукой. Снова огонь сошёлся с Тенью, и на этот раз Тень проиграла — сгусток огня прожёг серый вихрь, и на моей груди образовалось выгоревшее пятно. Кольчуга нагрелась. Я буквально чувствовал, как на моей коже вздуваются волдыри.
Я подсёк Коруму левую ногу, и тот всей своей закованной с ног до головы фигурой повалился в грязь. Я рванул вперёд, чтобы добить противника, но меня остановил поток перегретого пара, поднявшийся от берсеркера. Обожжённый и полуослепший, я отшатнулся назад. Корум в один миг оказался на ногах и, широко размахнувшись мечом, обрушил его на меня.