— Ваш муж умер, — монотонным голосом сообщил он.
— Знаю, — безучастно отозвалась Бланш.
— А вас отправят в тюрьму.
— Знаю.
— Если вы готовы помочь, вам пойдут навстречу. Расскажите нам все, что вы знаете. Где остальные? Где Клайд и Бонни?
— Не знаю. Честное слово, не знаю.
— Как вы с ними связывались? Как оказались в их банде?
— Я не хотела, честное слово, я не хотела. Бак сказал, что мы просто нанесем им визит, мы не собирались ни грабить, ни убивать. Потом мы отправились в Джоплин, и вдруг ни с того ни с сего они начали стрелять... — В ее голосе появились истерические интонации, а голова чуть поднялась. — Это было ужасно! Выстрелы! Пули! И мы спаслись бегством. Господи, до чего я напугалась! И с тех пор мы не знали ни минуты покоя. Мы были все время в пути. В бегах. Я хотела, чтобы мы это бросили. Я умоляла их бросить это. Но Бак, Клайд, Бонни и К.У. меня не слушали.
— Расскажите мне про К.У. — Фрэнк Хаммер подался вперед. — Кто он такой? Как его фамилия?
— Мосс, — сказала она. — К.У. Мосс.
Когда Фрэнк Хаммер шел к двери, на его лице появилось нечто, отдаленно напоминавшее улыбку.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Ливень бушевал вовсю, словно вознамерившись устроить потоп на ферме Айвена Мосса. Дождь не прекращался три дня, и Бонни с Клайдом затосковали. Им обрыдло заточение в четырех стенах, им обрыдло общество Айвена Мосса и К.У., им обрыдло быть наедине с самими собой.
Клайд сидел, глядел куда-то вдаль и редко нарушал молчание. Бонни отыскала свою старую черную тетрадку и что-то в ней писала.
— Что ты сочиняешь? — спросил ее К.У.
— Время покажет, — загадочно ответила Бонни.
— Ну ладно, — сердито отозвался К.У., — скажи, что там у тебя в тетрадке.
Бонни подняла голову и уставилась на него. Молча, она вышла из дома на веранду. Над домом низко нависли тучи, и дождь лупил вовсю, похоже, не собираясь прекращаться никогда. Бонни почувствовала прилив странного беспокойства, ощущение того, что где-то там есть другая жизнь — полная, сулящая исполнение всех ее желаний. Ее взгляд упал на машину, стоявшую на дорожке, и ей захотелось сесть в нее и мчаться куда-нибудь, где она еще не была и где могли бы стать явью все ее мечты.
Она сунула тетрадку под кофточку, чтобы не замочить, бегом бросилась к машине и забралась на заднее сиденье. Весело смеясь, она вытерла воду с лица и откинула назад волосы. Она успела промокнуть насквозь. На полу валялось старое армейское одеяло, и Бонни завернулась в него. Она почувствовала сразу же тепло и уют. Ей показалось, что она дома. Она вынула тетрадку и стала перечитывать написанное, время от времени внося какие-то исправления.
Десять минут спустя входная дверь дома отворилась, и на улицу выбежал Клайд. Еще через несколько секунд он нырнул в машину. Он был промокший и суровый, но не злился. Он стряхнул с себя капли дождя, как собака воду, вынул из кармана пачку печенья и протянул Бонни. Она взяла одно и стала медленно жевать.
— Вкусно, — заметил Клайд, тоже жуя.
— Угу.
— Хочешь еще?
— Нет, спасибо.
Он огляделся, потом сказал:
— А что, очень даже уютно! Машина, конечно, не самая шикарная, но, когда на улице дождь, здесь так уютно, да?
— Мы много времени провели в машинах, но так никуда и не приехали, — грустно заметила Бонни.
Клайд нахмурился, отвернулся, но вскоре лицо его осветилось.
— Как-то я купил газету — там была твоя фотография. Но теперь ты выглядишь совсем по-другому.
Клайд был прав. Бонни тоже это понимала. В ней появилась какая-то хрупкость, словно все защитные приспособления вдруг рухнули, а вокруг глаз появились морщинки, и в углах рта обозначились складки. Бледно-голубые глаза казались спокойными и глубокими. Без косметики Бонни выглядела моложе, свежее.
Она снова углубилась в тетрадку. Клайд сдерживал любопытство, но несколько минут спустя все же спросил:
— Что ты там строчишь?
Бонни что-то исправила, вписала слово, потом нехотя оторвалась от работы.
— Пишу стихи о нас с тобой, Клайд, — сказала она без тени юмора. — Это наша с тобой история.
Клайд выпрямился, поправил перевязь, глаза его заблестели. О них стихи. О нем! История их жизни! Его губы сами собой сложились в улыбку.
— Ну что ж, Бонни, — начал он нарочито равнодушным тоном, — а это, пожалуй, стоит послушать. Прочитай-ка!
— Дай-ка допишу строчку, — Бонни что-то записала карандашом, потом поглядела на Клайда. — Тут еще надо поработать. И я пару раз должна перечитать все это сама, чтобы поправить то, что вышло плохо.
— Так, так, — отозвался он, пропустив мимо ушей эту реплику. — Давай, читай вслух.
Бонни глубоко вздохнула и начала:
— История Бонни и Клайда.
Она искоса поглядела на Клайда, а он ободряюще улыбнулся. Бонни продолжила:
Бонни замолчала и посмотрела на Клайда. Ей показалось, что глаза его подернулись тонкой пеленой. Он вдруг повел плечами и сделал попытку сосредоточиться на происходящем вокруг, вернуться в настоящее.
— Читай дальше, — чуть слышно прошептал он. — Давай.
— Все, — тихо ответила Бонни. — Больше я не написала.
— Это конец?
— Нет, просто мне еще надо поработать.
— Так напиши! — быстро и повелительно произнес он. — А когда ты напишешь, знаешь, что я сделаю?
Она молча покачала головой.
— Ну, что?
— Я пошлю это полицейским. Пусть они знают правду. Это напечатают во всех газетах. Пусть знает вся страна. Дописывай, Бонни, и поскорей.
Когда Бонни закончила, Клайд отправил стихи в полицию, и, наконец, они попали в руки Фрэнка Хаммера. Он сидел за столом в полицейском участке и с интересом читал:
Хаммер подергал себя за ус. Он уж постарается сделать так, чтобы они не увидели свободы. Он положит на это жизнь. Он снова углубился в чтение.
К Хаммеру подошел полицейский в форме и спросил:
— Ну что, нравится?
— Вполне, — отозвался Хаммер и, постучав по листку крепким пальцем, сказал: — Пусть это напечатают в газетах. Пусть все узнают о Клайде Барроу и Бонни Паркер. Так будет лучше. — И помолчав, добавил: — Очень скоро все то, что тут написано, сбудется.
День выдался солнечный. Клайд выбежал из дома и вприпрыжку понесся к почтовому ящику. Там была газета. Он быстро извлек ее й на первой же странице увидел стихи Бонни. Они были обведены рамочкой, чтобы сразу же броситься в глаза. Клайд ринулся назад, и на его ликующие крики высыпали все его обитатели. Клайд сунул газету Бонни и срывающимся от нетерпения голосом попросил:
— Читай, солнышко! Читай!
Бонни не заставила себя долго упрашивать.
Конец у ее стихов был такой.