— Ты, матрос, переходи к нам, — хлопая по плечу Назукина, говорили пьяные махновцы, — а твоего хромого приятеля мы расстреляем.
— Завтра поговорим с батькой, — неопределенно ответил Назукин. — Утро вечера мудренее…
Но утром арестованных в пакгаузе не оказалось. Воспользовавшись тем, что перепившиеся часовые уснули, Назукин и Гавен ушли из-под караула. Сев на товарный поезд, они продолжили путь.
Однако у Киева Назукин и Гавен попали в новую беду. Они оказались в тылу деникинской армии, уже захватившей столицу Украины и теперь рвавшейся к Москве.
Как быть? Передвижение на север поездом исключалось. Шагать в Москву пешком с сильно хромавшим Гавеном, да еще в условиях быстрого, наступления деникинцев также было невозможно.
У Гавена были в Киеве знакомые, вместе с которыми он отбывал ссылку в Сибири. Поздно вечером пошли к ним. На этот раз повезло. Выяснив обстановку, решили, что Гавен пока останется в Киеве, а Назукин вернется в Крым, на подпольную работу. Назукин шел на огромный риск — в Крыму его многие знали. Но он был непреклонен в своем решении:
— Осяду в Феодосии или Керчи, там опасных знакомых мало…
Через три дня с паспортом киевского мещанина Алексея Алексеевича Андреева Назукин уже приближался к станции Синельниково.
Назукин повторил свой старый трюк — он опять ехал в Крым… заготовлять фрукты, на этот раз для Киева. Но, не желая лишний раз испытывать судьбу, он в дороге всячески избегал проверок документов, встреч с патрулями и офицерами. Пока добрался до Джанкоя, сменил пять поездов, в том числе три товарных. И вновь радовался тому, что в свое время во флоте избежал широко распространенного среди молодых матросов увлечения татуировкой, особенно рук. Матросов деникинцы ненавидели, но подобной особой матросской приметы у Назукина не было.
Феодосия или Керчь? Феодосия была ближе, а ему не терпелось скорее приступить к работе. Кроме того, Керчь далека от других городов Крыма. И он остановился в Феодосии.
Прошла неделя. В правлении феодосийского союза металлистов появился новый делопроизводитель Алексей Алексеевич Андреев. Очень спокойный, внимательный, исполнительный. Одет очень скромно, аккуратно. Заметно лишь, что подбитое ветром пальтишко потрескивает на его широких плечах. От мобилизации в деникинскую армию освобожден по болезни: хронический ревматизм и радикулит.
Правление помещалось на Александровской улице в одной из комнат магазинного типа. Двери две: одна на улицу, другая во двор. Освобожденных работников в союзе, кроме делопроизводителя, не было. Поэтому Андреев обычно находился в правлении один. Все это очень удобно для конспирации.
Тесно переплетались две жизни. В одной, открытой, его звали Алексеем Алексеевичем, или просто Алешей, в другой, тайной — «дядей Ваней».
Назукин быстро нашел местных подпольщиков и развернул кипучую деятельность. Постепенно были установлены связи с рабочими порта, табачной фабрики, мельницы Лядского и железнодорожниками. На предприятиях появились подпольные партийные группы. Вскоре прошло совещание партийных групп, на котором был избран подпольный большевистский комитет, а его председателем — «дядя Ваня». Назукин с помощью актива организует боевые отряды, обучает их, запасает оружие и боеприпасы, налаживает связи с подпольщиками других городов и поселков Крыма, с областным комитетом партии и с партизанами, действующими в горах.
Активными боевыми соратниками и помощниками Назукина в то время были Н. Г. Краснобаев, Л. З. Придорожный (И. З. Каменский), В. И. Шибакин, И. К. Тренин, А. С. Цвелев, Е. Д. Карницкая и другие большевики. В политическую и боевую работу была широко вовлечена нелегальная комсомольская организация, которой руководили В. Корсов и М. Персов.
Участники феодосийского подполья в своих воспоминаниях с восхищением говорят о многогранной деятельности Назукина в те дни. Так, А. С. Цвелев пишет о нем: «Человек могучего телосложения, большой физической силы, выше среднего роста. С большим самообладанием. Пламенный, бесстрашный большевик. Простой, с чистым сердцем. Любил музыку, искусство».
С. М. Юдкевич вспоминает: «Очень любил детей. Говорил товарищам по подполью: «Мы-то вряд ли уцелеем. Но всегда помню, что работаем мы для нашего будущего, для детей, чтобы жили они в социалистическом обществе и имели возможность для развития всех своих способностей».
И. З. Каменский рассказывает: «Назукин любил помечтать, говорил о детях, об их будущем. Под его грубоватой и атлетической внешностью скрывалась тонкая и чуткая натура. Он очень любил музыку. Его любимой арией, которую он часто напевал, была ария Галицкого из оперы «Князь Игорь».