Разумеется, повествовательная точка зрения, которая склоняется к Полу в качестве «человека», создаёт соотносительные утверждения, вроде «Сам он жил там же, где его родила мать, высоко в доме, построенном, когда господами были люди». Очевидно, что господа тоже считают себя людьми, а Пола и его гено́м — просто дурным сном, который следует подавить и забыть. Пол утверждает, что они боятся сносить старые здания, опасаясь вернуть к осознанной памяти и к жизни прежние, вырожденческие времена.
Высказывания женщины со сломанной шеей порой немного таинственны: «не думала, что вы действительно существовали. <…> Я мертва, знаешь ли. <…> Мертва. <…> Никогда, никогда, никогда. Ещё год, и всё было бы в порядке. <…> Я думала, вы все исчезли… Все исчезли — давным-давно, как дурной сон». Когда она говорит «Странная эволюция. Человек стал пищей для людей», он выходит из себя — концепция и само слово «эволюция» чужды ему.
Чем питаются господа? Является ли малиновый порошок, что застывает, будучи извлечённым из коробочки в форме луны, исключительно наркотиком, который можно вдохнуть, без какой-либо питательной ценности? Очевидно, что господа считают себя людьми, а прежний гено́м чем-то, что лучше забыть.
Первостепенным вопросом в тексте становится то, что за генетический процесс предоставил «господам» эти псионические силы, а также позволяет им жить после того, как сломаны их шеи, и выживать, не имея для пропитания сельскохозяйственных культур или животных. Довольно интересно, что в конце рассказа появляется четырёхмерный портрет Хуго де Фриза, изображающий его развитие до смерти, а затем снова к возрождению в виде делящейся клетки. Работа де Фриза с ослинником Ламарка (Oenothera lamarckiana, он же примула вечерняя, Evening Primrose) немного отличалась от теории постепенной эволюции Дарвина в том, что постулировала быстрое изменение через мутацию. (Он также работал с гибридизацией растений и полиплоидией, которые, по моему мнению, абсолютно необходимы для сколь-нибудь существенного понимания «Книги Короткого Солнца» Вулфа.) Работа де Фриза в какой-то степени имеет дело с сальтацией (очень сильными изменениями от одного поколения к следующему), которую мы и видим в действии в рассказе, когда оба класса — и высший и низший — верят, что являются людьми, но отличаются друг от друга настолько, что относятся, по сути, к разным биологическим видам.[12]
Деревья также были модифицированы, чтобы излучать собственный свет: «аромат ночных цветов наполнял воздух парка, а деревья, растущие вдоль тропинок, светились голубоватым светом, который сами же и вырабатывали; в городе, за пределами последней живой изгороди, огромные здания, новые и старые, казались горами, подсвеченными изнутри».
Джоан Гордон в своей книге о Вулфе, похоже, приходит к заключению, что в этом рассказе люди смешали свою ДНК с ДНК пришельцев, хоть текстуальных доказательств, на мой взгляд, для этого недостаточно.[13] Мы бы могли сделать это заявление, если бы каким-то образом увязали этот рассказ с циклом, куда входят «Голубая мышь» («Blue Mouse», 1971), «Соня, Крейн Уэсслман и Китти» («Sonya, Crane Wessleman, and Kittee», 1970), а также «Силуэт» («Silhouette», 1973) с его странной планетой тёмной листвы, однако в само́м рассказе немного указаний на связанную с пришельцами перестройку организма: человечество совершило технологический скачок примерно в то же время, когда были истощены и уничтожены ресурсы планеты (есть, впрочем, некоторые признаки того, что технологии менялись очень быстро).
Этот рассказ показывает склонность Вулфа соединять несвязанные друг с другом события в одну сцену: когда Пол насмехается над умирающей госпожой, его мысли возвращаются к волнению, которое он испытывает от встречи с Джейни и её отцом, хоть это столкновение и отмечено враждебностью. Хвастаясь и дразня умирающую, он представляет себе семейную жизнь с Джейни. Когда после убийства мальчика Джейни и Пол оказываются в ловушке в шахте лифта, анализируется «оптимальное развитие»: привязанность к матери сменяется привязанностью к группе сверстников, завершаясь кульминацией в виде нахождения цели жизни. В качестве примера приводится врач, и в это же время Пол, подобно волку, бегущему из капкана, умоляет Джейни отгрызть ему ногу, поскольку сам он этого сделать не может, и она выступает в роли врача, ампутируя своими примитивными зубами поражённую часть. Её слёзы смывают кровь, и Фернандо Гувеа с Urth Mailing list отмечает сходство этой сцены с описанной в Евангелии от Луки 7:38. В той сцене грешница умащает ноги Теоантропа (воспользуемся терминологией Высокой христологии, хотя мы всё ещё находимся в синоптических Евангелиях),[14] и, несмотря на её многие грехи, она прощена, что подразумевается в стихах 47 и 48:
12
Именно сальтационистом был Ламарк, сторонником идей которого был Вулф: «Давайте не будем винить Бога за всё. Я также верю в ламаркизм, в той форме как его выдвинул Ламарк. (Ламаркизм, представленный в стандартных учебниках, на самом деле — лысенковщина, соломенное чучело, созданное противниками ламаркизма, он откровенно ложен и легко опровергается.) В этом нет никакого парадокса: ламаркизм и дарвинизм не являются взаимоисключающими, разве что политически» (Из эссе «Солнце Гелиоскопа»).
13
…Проиллюстрировать корпоративную жизнь «Книгой мёртвых» — это неожиданный поворот. Но Вулф часто пользуется иным видом поворота. Он выворачивает наши ожидания научно-фантастических или фэнтэзийных условностей. Название «Герой как верволк» указывает как раз на такую инверсию: в данном случае традиционную роль вервольфа в фэнтэзи. Вервольф — это протагонист, а не антагонист, но это лишь первый поворот. Вулф постулирует будущее, где Земля захвачена инопланетной расой, которая трансформировала бо́льшую часть людей в собственную инопланетную физиологию. Люди, оставшиеся людьми, выясняют, что все их запасы еды захвачены инопланетными господами. Чтобы выжить, люди выслеживают, убивают и поедают своих господ, хотя разница между двумя видами кажется незначительной. В своей практике каннибализма чудовищами являются люди, нежели инопланетяне, и читатель остаётся в странной позиции сочувствия практикующим чудовищное деяние.
14
«И вот, женщина того города, которая была грешница, узнав, что Он возлежит в доме фарисея, принесла алавастровый сосуд с миром и, став позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром» (Евангелие от Луки, 7:37–38).