Джигиты Жангир-хана, сцепившиеся в прямом единоборстве с конницей противника, фактически прикрыли его от огня русской армии, дали возможность оторваться основным силам и переправиться на южный берег Сырдарьи. Стрелкам пришлось прицельно, а не залпом, выбивать вражеских всадников, иногда путая их с казахскими - какой-то особой формы ни у тех, ни у других не было. После боя, перебив оставшийся заслоном арьергард противника, пришлось еще останавливать поймавших кураж джигитов, пытавшихся с ходу переправиться через многоводную реку. Меньшиков не сдержал своего возмущения, принародно принялся отчитывать юного и горячего хана, сорвавшего столь удачно начатую операцию. Слов не подбирал, перемеживал их казахскими ругательствами:
- Щенок, молокосос! Научись воевать, прежде чем вперед соваться! Көті жалбыраған, басың сігейін!
Второй сын Есим-хана и без переводчика-толмача понял эмоции командующего, сам взъярился, ответил родным матом: - Шешең амы, көтін жеме!
После, скомандовав своим джигитам: - Соңымнан (за мной)! - отправился прочь, наверное, жаловаться правящему брату на неблагодарных русских, не оценивших его геройский порыв.
Наши войска еще две недели простояли у границы в ожидании повторного наступления. Но, по-видимому, воинственные ханы и их командующие поняли слабость своих армий. Что даже и объединившись, многократно превосходя по численности, все равно у них нет никакой надежды выиграть сражение у русской армии, отлично обученной и вооруженной. Они перешли к тактике изматывания внезапными налетами на посты и отдельные подразделения. Наше командование учло такую перемену, отвело основную группировку к местам постоянного базирования. Оставило только гарнизоны в опорных пунктах для несения дозорной службы вдоль северного побережья Сырдарьи и впадающей в нее реки Арысь, ставшими границей между противостоящими сторонами.
К осени их заменили пограничные войска, незамедлительно принявшиеся за строительство застав с казармами, наблюдательными вышками, хозяйственными постройками. Между ними обустроили секреты для дозорных, сигнальные дымокурни. До наступления морозов завершили с основными строительными работами, встали на зимовку с достаточными бытовыми удобствами. В то же время днем и ночью вели дозорную службу, во время обнаруживали и пресекали вылазки нукеров с той стороны реки. Без потерь не обходилось, противник все же просачивался потайными тропами в наш тыл, устраивал западни, нападал на дозоры. В таком противоборстве пограничников и залетных банд прошла зима, а за ней весна, пока не возобновились торговые и другие связи по обе стороны Сырдарьи.
Башмаков сдержал свое слово, переломил прежнюю вялотекущую агентурную работу в ханствах. Его ведомство еще осенью направило сюда самых бойких агентов с восточными корнями - башкир, татар, чуваш, калмыков. Они сравнительно быстро влились в местный люд, открыли лавочки, мастерские в городах и крупных поселениях. Завязали связи с местными чинами, подкармливали их щедрыми подношениями. Через них вышли на чиновников рангом повыше вплоть до ханских придворных. Кроме информации получили возможность влиять в какой-то мере на настрой власть имущих, исподволь проводили нужную нам политику. Как вода точит камень, так и наши агенты постепенно меняли враждебное отношение местного окружения к русским и России на более терпимое, соблазняли выгодами торговли и совместных дел.
Ранней весной дал поручение Грамотину и его министерству снарядить посольства в южные ханства для заключения мира и договора о сотрудничестве. По последнему докладу Башмакова посчитал почву для переговоров достаточно подготовленной, не стал откладывать в долгий ящик закрепление связей на дипломатическом уровне. Послы получили от меня широкие полномочия, я сам их проинструктировал по возможным вариантам - от отказа приема до благодушного обращения. Они прекрасно понимали опасность своей миссии - могли и не вернуться живыми, но сознание долга и открывающихся перспектив для страны вело их на подвижничество. Ни в ком из дипломатов не чувствовал робости перед трудным делом, хотя их волнение было явно заметно. Вскоре после моей аудиенции они отправились в далекий путь.
В июле получил первые вести от посольств. Кокандский хан согласился принять нашего посла, сейчас идут нелегкие переговоры - по каждой закорючке будущего договора ханская сторона торгуется как на базаре, выискивает любую возможность нажиться за наш счет. Бухарский хан открыто не отказал в приеме, но тянет с ним - посольство уже месяц в Бухаре, а дело с переговорами даже не тронулось с места. Хотя дары хану были на редкость щедрыми, по-видимому, набивает себе большую цену. Хивинское посольство завершилось трагически, фактически и не начавшись. В песках Кызылкумы уже на подходе к городу Ургенчу на наших послов и охранявшую их сотню драгун напал крупный отряд туркменских джигитов.