С Михаэлем было иначе: в нем имелась та мужественная простота, из-за которой все, что он делал, казалось совершенно естественным. Он поступал так, как считал нужным, будто бы не было альтернатив, не было вопросов. Будто бы жизнь была детской игрой. При этом он не излучал особенной уверенности или радости. Он просто был тем, кем был.
Наутро после их встречи на Фридрихштрассе Михаэль позвонил, спросил ее адрес и четверть часа спустя стоял у ее двери с двумя стаканчиками кофе. Он внимательно осмотрел ее квартиру, будто бы собрался к ней переехать уже на следующий день, починил кран на кухне и в какой-то момент молча уложил ее в постель.
Но больше, чем поведение Михаэля, ее удивляло, что она ему содействовала. Обычно такие мужчины вызывали у нее панику, и она бы давно сбежала от подобной прямоты и отсутствия сомнений. Но от него ей бежать не хотелось, даже более того, радом с ним она чувствовала себя странным образом защищенной и расслабленной. Когда он смотрел на нее своими светлыми спокойными глазами, ей передавалась его уверенность и она на мгновение забывала, насколько все сложно на самом деле.
Беата подцепила ее под руку и потянула к стеллажу со сладостями, где как раз образовался полонез — форма коллективной радости, которую Паула всегда ненавидела. Но, похоже, здесь до этого никому не было дела: она почувствовала на своих плечах ладони Беаты, сама уцепилась за спину плотного мужчины в кожаном жилете и отдалась всеобщему порыву. Они сделали круг по всему магазину, протанцевали мимо ящиков с пивом и мимо кошачьего корма, свернули к стеллажам с чипсами, сделали крюк через туалетную бумагу и чистящие средства и вернулись к сладостям.
— Еще кружок! — закричали все в один голос, тем временем заиграла песня АВВА, и Паула поймала себя на том, что подпевает во все горло. Пунш ударил в голову. Паула вся взмокла, она и не помнила, когда в последний раз так веселилась.
Вскоре наконец пришел Михаэль и, кажется, даже не удивился, увидев ее танцующей между стеллажей с совершенно незнакомыми людьми. Он представил ее Бернду, и тот нашел подарок Паулы (аюрведическую свечу с индийским эфирным маслом розы) чрезвычайно полезным, потому что надеялся с ее помощью скрыть запах плесени, витавший в магазине последние несколько недель.
Михаэль и Беата подготовили игру — колбасную викторину, суть которой заключалась в том, что Бернд с завязанными глазами должен был пробовать разные колбаски и определять их происхождение. Две колбаски взяли в магазине Бернда, одна была собственноручно приготовлена мясником Герлахом, торговавшим за углом, и, конечно, одна ростокская — любимый сорт Бернда. Именинник оказался непревзойденным экспертом: колбаски из своего магазина он узнал уже по запаху, остальные с легкостью определил с первого укуса.
Слепая дегустация Бернда вызвала столько смеха, что у гостей пересохло в горле и пришлось прерваться на пилзнер. Кроме того, у Беаты еще оставался пунш. Танцы продолжались. Было так весело, так легко и беззаботно, что в Пауле на мгновение проснулась зависть. Почему у нее не такие друзья? Почему у нее не такая жизнь? В ее жизни было все так серьезно, рационально и по-взрослому. Здесь же ее окружали люди как минимум на пятнадцать лет старше, и при этом она чувствовала себя родительницей на детском утреннике.
Она так боролась за эту взрослость, столько лет металась между идиотскими мечтами, сильнейшей тоской и страхом потеряться в дебрях своих эмоций. Странно, подумала Паула, каким нереальным все это стало, как стремительно утекает время, когда ты о нем забываешь. Саломе Дюбуа — так она называла себя, когда ей было двадцать. Почему именно так? Она и сама не знала. Носила берет, купила старую камеру «лейку». Она много фотографировала, но, к сожалению, те снимки не передавали ее чувств. Почти все время она проводила в парижском баре среди людей, в той же степени желавших быть кем-то другим. Вскоре усилия быть в чем-то уникальной стали настолько утомительны, что она бросила это дело.
А потом решила попробовать снова и, пусть и ненадолго, посвятила себя икебане — японскому искусству создания цветочных композиций. Она стала называть себя Акико, дитя осени, потому что родилась в сентябре. Правда, ее икебаны, которые она делала в основном для друзей и знакомых, выглядели мрачновато. Она любила использовать черные розы, высушенный папоротник и сухие ветки березы. Позже терапевт объяснил, что это были сигналы, которых никто не понял.