Такси остановилось напротив «Кинозвезды», свет внутри не горел, дверь была заперта.
— Черт возьми, ну что опять стряслось! — выругался Ландман. Он увидел в дверях записку, развернул ее и прочитал: «Извини, не смогу сегодня быть, позже объясню. Михаэль».
26
Здание уголовного суда в Моабите даже издалека выглядело внушительным памятником правосудия. Похожие на крепостные стены, высокие башни, мощные колонны и порталы заставляли прохожих ощутить абсолютную силу и важность закона. А тот, кто по какой-либо причине попадал в фойе, поднимался по парадной изогнутой лестнице под могучий купол, не мог не чувствовать себя виновным, нечестивым человечишкой в этом соборе правосудия.
По крайней мере, Хартунг чувствовал себя именно так, что, вероятно, было связано не только с впечатляющей архитектурой, но и со страхом, появившимся с тех пор, как он узнал от Вишневского, что его раскрыли. Конечно, он не собирался тут же предстать перед судом, он всего лишь хотел повидать Паулу. Сегодня вечером у нее было слушание дела, где она представляла клиента, обвиняемого в причинении тяжких телесных повреждений.
Она рассказывала Хартунгу подробности: священник задержал трех грабителей, собиравшихся украсть серебряную крестильную купель из его церкви. Грабители применили грубую силу и про-никли в сакристию, опрокинули фигуру Христа и сломали купель, которую священник давиым — давно получил в подарок от Иерусалимской церковной общины. Священник так разгневался, что позабыл не только христианские заповеди, но и правила безопасности своего клуба по кикбоксингу и хорошенечко избил преступников. Все трое пролежали несколько дней в больнице; к счастью, никто из них серьезно не пострадал. С тех пор в газетах священника называли «отец-кикбоксер».
Дело вызвало широкий общественный резонанс, поэтому слушание проходило в одном из больших залов. Хартунг пообещал Пауле не приходить на слушание, хотя ему до смерти хотелось увидеть, как она будет защищать отца-кикбоксера. Но его присутствие, по словам Паулы, заставило бы ее нервничать. А когда презентацию книги назначили именно на этот вечер, вопрос решился сам собой.
Теперь же обстоятельства изменились, и данное Пауле обещание уже казалось ему не таким обязывающим. Он во что бы то ни стало хотел лично сообщить Пауле правду о своем героизме. Конечно, риск, что она узнает обо всем от кого-то другого, был невелик, но Хартунг не хотел рисковать.
Он уже давно собирался рассказать все Пауле, но страх перед ее реакцией вынуждал его снова и снова откладывать признание. Хартунг думал, что чем крепче будет их любовь, тем незначительнее покажется ложь, которая свела их вместе. Он считал это веской причиной отдалять момент истины. Но теперь, когда он знал, сколько людей уже в курсе, нужно было действовать немедленно.
Слушание уже началось. Хартунг осторожно от крыл дверь и под карающим взглядом сотрудника суда сел в последнем ряду. Паула в черной мантии стояла перед столом судьи и допрашивала одного из грабителей. Ее чистый звонкий голос наполнял зал.
Хартунг спрятался за спинами впереди сидящих, он не хотел, чтобы Паула случайно заметила его и сбилась с мысли. Через просвет между высоким лысым мужчиной и девушкой с пучком на голове он мог наблюдать за Паулой. Она выглядела еще обворожительнее обычного: черная мантия придавала ей строгий вид и отлично гармонировала с прямой челкой и тонко выщипанными бровями.
Хартунг едва мог сосредоточиться на том, что говорила Паула, он просто смотрел на нее, а когда она расхаживала туда-сюда, следовал за ней глазами, стараясь не показываться из своего укрытия. Когда судья наконец закончил заседание, Хартунг вышел ждать ее за дверь. Паула, все так же в мантии, появилась через полчаса. Увидев его, она округлила глаза:
— Что ты здесь делаешь? Я думала, у тебя презентация книги.
— Я должен с тобой поговорить, — сказал Хартунг дрожащим голосом.
Паула испугалась:
— Что случилось?
— Мы можем найти место потише?
Хартунг с Паулой молча вышли из здания суда. Они не обнялись, их руки даже не коснулись друг друга. Она смотрела прямо перед собой, а он вдыхал аромат ее парфюма. В кафе напротив здания суда они нашли столик в самом дальнем углу. Паула сняла мантию, села и вопрошающе посмотрела на Хартунга.
— Яне тот, за кого себя выдаю, — начал он.
— Выкладывай, — тихо сказала она. — Ты женат, у тебя восемь детей, и ты должен вернуться домой к своей семье, которая живет в малонаселенной части Мекленбурга — Передней Померании?