- Нет! Иначе мне придётся передумывать весь наряд! И тени перекрашивать, они розовые, как пайетки вот тут, вдоль кармашков! – Джинни стукнула парня по руке, злясь. Он отпустил, понимая, что силой её легко победит, а это не совсем честно. Впрочем, он же понимает, что прав целиком и полностью, может, решить всё по-своему, не спрашивая Джинни? Нет, она рассердится.
- Может, всё-таки передумаешь? – попросил Шуга ещё раз.
- Нет, я хочу в этом! - упрямо опустила девушка шорты и вставила в них ступни.
- Посоветовалась, блин, - хмуро бросил Юнги, заранее краснея от гнева в предвкушении того, как хоть один мужской взгляд упадёт на эту торчащую попку.
После инцидента прошедшей осенью, когда Юнги подрался из-за Джинни с одним негодяем, потому что тот ухаживал за ней, игнорируя существование часто отсутствовавшего молодого человека, девушка теперь пыталась повсюду, как можно чаще появляться с женихом. Она стала гордиться Юнги, восхищаться им, полюбила его ещё сильнее, и теперь хотела всем-всем показать, какой у неё парень, смелый, симпатичный, с юмором, сильный. В начале отношений её очень смущало то, что она из богатой семьи, а он с вечно пустыми карманами, но это ушло в прошлое, и деньги, состояние, имидж перестали влиять на восприятие Джинни. Хоть они регулярно ругались и спорили до криков по разным поводам, Юнги был её первым, он был замечательным, и она по-настоящему любила его, хотя таких чувств вначале не было. Никогда ей не было так хорошо, как с ним, когда он был рядом. Поэтому представить себя на вечеринке без Юнги – невозможно.
Однокурсница стала самой близкой подругой Джинни, после того, как две предыдущие по разным причинам перестали ими быть. Одна, Хёна, встречалась с конченным богатым мерзавцем, вторая, Дохи, куда-то уехала, бросив университет, и её родители отказывались сообщать адрес буквально исчезнувшей дочери. Джинни до сих пор переживала за обеих. Из-за мужчин, этих вечных предвестников несчастий и зла в юных девичьих судьбах, с жизнями девушек творилось чёрти что, и только Джинни, благодаря Юнги, честному, верному и благородному парню, избежала участи плачущей, подозрительной и мнительной истерички, которая никогда не знает, что делает бойфренд в её отсутствие. Джинни была уверена, что Юнги не изменит, не бросит, не обманет.
Пара, само собой, опоздала, и когда они появились в прихожей квартиры, подруга – хозяйка и именинница – взяв подарок из рук Джинни, схватила её под локоть и потащила к праздничному столу, едва та успела скинуть шубу и обувь.
- Привет, Юнги! – поздоровалась через плечо однокурсница, пока парень расшнуровывал ботинки, и потащила его девушку в зал. – Идём-идём-идём, как раз тост подняли, скорее!
Все были уже выпившими немного, поэтому Джинни только и оставалось, что принять в ладонь сунутую ей рюмку и протянуть с ней руку, чтобы чокнуться со всеми гостями, провозгласившими тост за здоровье и счастье виновницы торжества. Девушка чокалась со всеми, одним за другим, пока очередной гость не отвёл свой стакан прямо перед её протянутой рукой. Испытав мгновенную неловкость, Джинни убрала руку и отпила, стараясь не придавать этому значения. Тем более что тот, кто это сделал, был ей немного знаком. Она видела этого типа примерно в третий раз; один раз на какой-то студенческой вечеринке, потом на тусовке в честь Нового года, и вот сейчас. И все встречи с ним продемонстрировали его Джинни, как отвратительного и нудного, высокомерного и гадкого персонажа. Он был пластическим хирургом, имел свою клинику, а вместе с тем и кучу денег. С ним встречалась самая корыстолюбивая девчонка из компании, которая до него перебрала всех мало-мальски денежных ребят, в том числе того, с которым теперь была Хёна. Но с тем всё кончилось быстрее, он её потрахал и бросил, а этот, с которым никакая другая, тоже кроме как за деньги, спать бы не стала, не замечал алчного блеска в глазах пассии, её терпеливости, услужливости и приспособленчества, потому что вообще, Джинни была уверена, кроме себя в этой жизни мало что замечал. Он закончил медицинский и, возможно, был неплохим специалистом в своей области, однако увлекался столь многим, что считал себя личностью уникальной, всезнающей и, пожалуй, даже гуру во всём, от ботаники до астрономии. Замороченный на философиях и религиях, он зачем-то вплетал их в бытовые разговоры о выпивке, которые у него заканчивались, непременно, самой острой для него темой – пластической хирургией и медициной в целом. Каждый раз, как он появлялся в компании, всё сводилось к его нудному и долгому монологу, напоминающему поучительную лекцию, как правильно пилить челюсти, какие нервы можно затронуть, какие технологии и лекарства используются при операциях, и сколько стоит последнее оборудование, что он закупил для своей клиники, почему именно его, и какая страна его производит. В общем, вещал он о том, в чём никто кроме него не разбирался от слова «вообще», и, когда нужный уровень ощущения всех вокруг себя дураками был достигнут, он мог уже развивать любые темы, доказав перед тем, что умнее всех на голову. Все вокруг, почему-то, это съедали, то ли от врождённой вежливости, то ли от зависти к его толстому кошельку, делающему из него авторитет, то ли из наивности, которая отсутствовала в Джинни. Он даже внешне был отвратителен ей, с длинной тощей косичкой, означающей какую-то астральную связь с Индией, о путешествии в которую он как-то рассказал, со слегка дрожащим, разве что не по-стариковски, голосом, со своей оттопыривающейся нижней губой, когда что-то внушал слушателям (именно такое ощущение складывалось, что он внушает, а не беседует). Одним словом, Джинни не расстроилась, что он не стал с ней чокаться, и отвлеклась на Юнги, догнавшего её из прихожей. Все сели за стол.
Праздник шёл мирно, даже весело, народ плавно напивался, хотя Юнги почти не пил – не любил попадать под влияние алкоголя, чувствуя ответственность за вторую половину. Вторая половина пластического хирурга тем временем отбыла домой, и Джинни с разочарованием заметила, что было бы логичнее, если бы они ушли вдвоём, тем более, это компания его пассии. Но нет, он зачем-то остался с товарищами своей девушки, найдя, наверное, благодарную публику для своих «мудрых» речей, которые остановить никто был не в силах. Не сговариваясь, тем временем, Юнги тоже начал испытывать к нему неприязнь, замечая неуместные заумные фразы, никому неинтересные ликбезы по курсу лицевой хирургии и тому подобное.
- Слушай, что это за чмо? – шепнул он на ухо Джинни.
- Да так, реинкарнация Лао-цзы, наверное, как он сам думает.
- Я заметил, что он очень много о себе думает. Терпеть таких не могу. Может ему пизды дать, чтоб жизнь узнал?
- Брось, таких уже ничего не исправит.
Хозяйка предложила выпить за дружбу и, когда все поднялись, чтобы чокнуться, Джинни снова заметила, что тот же самый тип отвёл руку, проигнорировав девушку. Это уже не могло быть случайностью и совпадением. Ей стало неприятно. Хотелось поделиться с Юнги, но тот, как и она, был достаточно нервным и несдержанным. Намекни ему, что кто-то обижает или плохо относится, напряжение создастся нешуточное. И всё-таки держать в себе негодование по поводу откровенного пренебрежения по неизвестной причине было трудно. Джинни уже приготовилась выложить всё Юнги, но у того зазвонил телефон и он, извинившись, отошёл в коридор.
- Слушай, а зачем тебе голубые волосы? – Услышала она мгновение спустя знакомый скрипуче-мерзкий голос. Очень умный вопрос! То есть, тайны мироздания и Вселенной после недели в Гималаях мы знаем, а докопаться до фрикового цвета волос девчонки – это жизненно необходимо. Джинни посмотрела на него.
- Нравится.
- А, ну ясно, - нетрезво ответил он, будто подвёл итог решённой теоремы. – И в университете замечаний не делают?
- Нет, я же не единственная в нём волосы крашу, - уже почти огрызнулась Джинни. Это тупое любопытство из разряда вопроса о длинных ногтях каждой девушке, у которой они есть – а не мешают? Выбешенная его личностью в целом и тем, что он первый к ней полез, Джинни не выдержала: - А что, у тебя есть какая-то фобия голубоволосых? Я смотрю, ты со мной даже не чокаешься.
- Я? – Он поглядел на соседа так, будто Джинни ляпнула неимоверную глупость. – Серьёзно? Извини, я не обратил внимания. Обязательно исправлюсь. – Два раза проигнорировать только её и не обратить внимания? Да конечно.