Выбрать главу
Пусть морские волны шумят-шуршат, Победных криков не заглушат. Пусть великое море колышется, А победные крики слышатся. Пусть свинцовое море о скалы бьется, А победная песня поется. Пусть бурлит, гремит море серое, Не заглушить ему славы Гэсэровой.
Перевод Владимира Солоухина.

ВЕТВЬ ДЕВЯТАЯ

ПОРАЖЕНИЕ ТРЁХ ШАРАГОЛЬСКИХ ХАНОВ

Девять ветвей у священного дерева, На каждой ветви свеча горит. Девять сказаний древних, Каждое о доблести говорит. Бобра, Что драгоценнее всех зверей, Почему не добыть, пустив стрелу? Великому роду богатырей Почему не воздать хвалу?
Абай Гэсэр силу злую, черную В жестоком бою победил, сокрушил, Возвратился на землю свою просторную, Где маленьким бегал, где с детства жил. Возвратил Из неволи он И красное солнышко Урмай Гоохон. В это время Живущий в долине Сагаанты, Имеющий солово-белого коня, Имеющий седовласо-белую голову, Имеющий светло-белые мысли, Имеющий ясно-белые желанья, Имеющий книгу белых законов, Имеющий бело-облачные дороги, Всем доволен, удовлетворен, Дядя Гэсэра Саргал-Ноен, В золотые барабаны бьет, Северный народ собирает. В серебряные барабаны бьет, Южный народ собирает. С двумя младшими братьями властными, С двумя невестками юными, прекрасными, На концах десяти пальцев золотые свечи воскуривают, На концах двадцати пальцев серебряные свечи возжигают. Силу черную победившего, Жену домой возвратившего, Удачливо-счастливого Гэсэра встречают. Со всеми его баторами, Со всеми военачальниками, Со всеми оруженосцами Гэсэра они величают. От долины Хара-Далая Вширь и вдаль вся страна родная. Великое море синеется, Ходит белыми волнами. Долина Хатан виднеется, Цветущими травами полная. Леса, как шкура бобровая, Под солнцем переливаются. Лежит вся земля, как новая, Реки по ней извиваются. Лежит земля Булжамурта, Встречает светлое утро. Золотые столы накрываются. Яства редкие расставляются. Серебряные столы расстилаются, Напитки крепкие появляются. Напитки измеряются Озерами да прудами. Еда измеряется Пригорками да холмами. Мясо-масло горой лежит, Арза-хорза рекой бежит.
Угощаясь яствами разными, Друг друга люди целуют, Восемь дней они празднуют, Девять дней они пируют. На десятый день опохмеляются, По своим домам разъезжаются.
Остается Абай Гэсэр с тремя молодыми женами, Всем довольными, ублаженными. У себя во дворце Гэсэр прохлаждается, Тишиной и счастьем он наслаждается. Однако Все мышцы его без дела вялыми стали. Однако Руки его без дела как бы устали, Просит тело действия и движенья. Охоты, если уж не сраженья. Приказал Гэсэр к началу нового дня Приготовить Бэльгэна, гнедого коня, С костями прочными, с ногами тонкими, С упругой спиной, с копытами звонкими. Отложил Гэсэр все дела и заботы. Решил отправиться на охоту. Проскакать По тринадцати алтайским склонам. Северной стороны держась. Проскакать По двадцати трем саянским склонам, Южной стороны держась. Промчаться там, где шумит тайга, Называемая Хуха.
В это время Скинутого Ханом Хурмасом с высоких небес Вниз, на землю, в таежный лес Атая-Улана три крепких сына, Захватившие на востоке желтую долину, На берегу восточного желтого моря Жили себе без нужды и без горя. Находился в их владении обширнейший край. А звалось троеханство — Шарадай.
Первым из трех Шарадаев Был хан Сагаал-Гэрэл, Многочисленных подданных он имел. Надо было табун белогривый взять, Волосы тщательно пересчитать В косматых гривах у лошадей, Вот сколько было у хана людей.
Вторым из трех Шарадаев Был хан Шара-Гэрэл, Бесчисленных подданных он имел. Надо было табун соловый взять. Волосы тщательно пересчитать В хвостах и в гривах у всех лошадей, Вот сколько было у хана людей.
Третьим из трех Шарадаев Был хан Хара-Гэрэл, Бесчисленнейших подданных он имел. Надо было — вороной и серый — два табуна взять. Волосы тщательно пересчитать В хвостах и в гривах у всех лошадей, Вот сколько было у хана людей.
В это время Старший хан Сагаал-Гэрэл, Который вместе с братьями желтой долиной владел, Который многочисленных подданных имел. Надумал своего старшего сына женить. Чтобы не оборвалась родословная нить. Призывает он к себе сороку чернохвостую. Призывает он к себе сороку пеструю. Сороку ловкую, сороку хитрую, Все умеющую повсюду высмотреть. Посылает он ее в чужедальние страны, Чтобы летала она беспрестанно. Чтобы выискала она невесту самую лучшую. Царевну самую выдающуюся, Со щеками румяными, Со щеками алыми, С глазами, как звезды. С губами-кораллами. Чтобы можно было ее сравнить с луной, Чтобы можно было ее сравнить и с солнцем… Сорока пестрая над землей, Вниз поглядывая, несется. Молодую свежую землю Трижды она облетает, Юную нежную землю Четырежды она облетает. Но не видит она невесты Со щеками алыми, Не видит она невесты С губами-кораллами, С глазами, Как звезды горящими, С зубами, Как снег слепящими. Чтобы можно было ее сравнить с луной. Чтобы можно было ее сравнить и с солнцем. Сорока пестрая над землей Дальше несется.
Подлетает сорока к долине Моорэн, Подлетает она к долине Хатан. Где живет во дворце, среди крепких стен, Абай Гэсэр богатырь и хан. Летает она над белоснежным дворцом. Летает она над серебристым крыльцом. Летает она то ниже, то выше. Вдруг видит — словно солнышко вышло. Словно месяц выплыл на небосклон. То появилась царица Урмай-Гоохон. Ступила она на серебряное крыльцо, Показала миру свое лицо. Прекрасна Урмай-Гоохон, без изъяна, Щеки у нее, как заря румяны. Губы у нее свежи и алы, Не сравнятся с ними никакие кораллы. Правой щекой своей она солнце затмила, Левой щекой своей она месяц затмила. Глаза, как звезды сверкают ясно, Свет разливается от белого тела, Рассветная заря на востоке погасла, Закатная заря на западе потускнела. Сиянье месяца струит направо, Налево струится сиянье солнца, Радуются утру цветы и травы, Радуются утру люди и овцы. Прячется в норы ночная тень, И в степь и в горы приходит день. Сорока-сплетница чернохвостая, Сорока-разведчица, полосато-пестрая, Сорока ловкая, сорока хитрая. Сорока, посланная невесту высмотреть. Увидев Урмай-Гоохон, даже дышать перестала, Так Урмай-Гоохон красотой блистала.
Летала сорока вокруг красавицы, Пока со счету не сбилась, Разглядывала она красавицу, Пока сознаньем не помутилась. Оглядывала она ее, не смущаясь, Помня старшего хана напутствие. Пока мысли ее все не смешались, Все понятия не перепутались.
В это время, Живущий в долине Сагаанты, Имеющий солово-белого коня, Имеющий седовласо-белую голову, Имеющий светло-белые мысли, Имеющий ясно-белые желанья, Имеющий книгу белых законов, Имеющий бело-облачные дороги, Бело-белой мудростью убелен, Дядя Гэсэра Саргал-Ноен Особенным знаньем про все узнал, Умом углубленным, во все проник. Тридцать трех баторов к себе позвал И голосом строгим напустился на них. Он прикрикнул на них, на каждого: — Лежебоки вы или стражники? Летает над дворцом Сорока чернохвостая, Кружится над крыльцом Сорока полосато-пестрая. Откуда она сюда прилетела? Какое ей нашлось тут дело? Зачем она кружится тут без времени, Какого она роду племени? Какие у нее тут цели-задачи? Что ее появление значит?
Похоже, что эта сорока сплетница, Похоже, что она и разведчица. Хочет она тут что-то выведать, На чистую воду разбойницу выведите. Возьмите-ка вы, баторы, в руки Свои меткие, желтые луки, Чтобы виноватыми вам потом не быть. Сороку эту лучше убить, Чтобы потом самих себя не стыдиться, Сбейте вы стрелой поганую птицу. Отвечают баторы Ноену белому: — Сорока летает — большое дело! Птичье дело, — говорят баторы,— В небе летать. Рыбье дело, — говорят баторы,— В воде шнырять. Низко ли сорока летает, высоко ли, Не пристало баторам сражаться с сороками. Надоедаешь ты нам мелочами, Не бежать ли уж нам за копьями, за мечами? Сорока летает — большое дело! Да к тому же вон она — улетела.
А и правда, Сорока чернохвостая, Черноклювая, полосато-пестрая, Сорока, тараторка и сплетница. Сорока, подосланная разведчица, Сорока коварная, сорока хитрая, Все что надо ей было высмотрела И полетела восвояси к востоку. Прозевали баторы сороку.
Как ни длинна река, А до моря все равно добирается. Как земля ни велика. А цель все равно приближается. Летела сорока дорогой длинной И прилетела к желтой долине, Где находилось троеханство — обширный край, А звалось троеханство Шарадай. Властелины этого края Под названьем Шарадая Были братьями, ханами явными, А на деле — черными дьяволами. До их владений сорока долетела И на воротах владений села.
В это время Первый хан Сагаал-Гэрэл, Что сына своего оженить захотел, Увидел сороку, увидел вестницу, Увидел разведчицу, увидел сплетницу. Он встречает ее как сватью, Начинает к столу ее звать он, По обычаю — ей почет, Мясо — дымится, вино — течет. Сорока полосато-пестрая, Своим клювом черным и острым Хорошо попила и поела, Переходит сорока к делу. Клюв о перышки вытирает, И рассказывать начинает О том, как летала она беспрестанно, Озирая сверху чужедальние страны. Как выискивала она невесту самую лучшую, Царевну самую выдающуюся. Со щеками румяными, Со щеками алыми, С глазами, как звезды, С губами-кораллами. Молодую свежую землю Трижды она облетела, Юную нежную землю Четырежды облетела. Но не увидела она невесты Со щеками алыми, Не обнаружила она невесты С губами-кораллами, С глазами, Как звезды горящими, С зубами, Как снег слепящими. Прилетела сорока к долине Моорэн, Прилетела она к долине Хатан, Где живет во дворце, среди прочных стен Абай Гэсэр, богатырь и хан. Летала она над белоснежным дворцом, Летала она над серебристым крыльцом, Летала она то ниже, то выше, Вдруг, словно солнышко вышло. Словно месяц выплыл на небосклон, То появилась царица Урмай-Гоохон. Ступила на серебряное крыльцо, Показала миру свое лицо. Прекрасная Урмай-Гоохон, без изъяна, Щеки у нее, как заря румяны, Губы у нее свежи и алы, Не сравняться с ними никакие кораллы. Правой щекой своей Она солнце затмила, Левой щекой своей Она месяц затмила. Глаза, как звезды, сверкают ясно, Свет разливается от белого тела, Утренняя заря на востоке — погасла, Вечерняя заря на западе — потускнела. Как увидела я ее — дышать перестала, Так Урмай-Гоохон красотой блистала. Летала я летала вокруг красавицы, Пока со счету не сбилась, Разглядывала я красавицу, Пока сознанье не помутилось, Всматривалась я в нее до помраченья ума, Не знаю как жива осталась сама. В это время Дядя Гэсэра Саргал-Ноён, Сединами мудрыми убелен, Особенным знаньем про все узнал, Тридцать трех баторов к себе позвал. Он прикрикнул на них, на каждого: — Лежебоки вы или стражники? Летает над дворцом Сорока чернохвостая, Кружится над крыльцом Сорока полосато-пестрая, Откуда она сюда прилетела? Какое ей нашлось тут дело? Похоже, Что эта сорока сплетница, Похоже, Что она и разведчица. Хочет она тут что-то выведать, На чистую воду разбойницу выведите, Чтобы потом самих себя не стыдиться, Сбейте вы стрелой поганую птицу. Но баторы оказались беспечными, Пропустили мимо ушей эти речи они. Птичье дело, говорят, В небе летать. Рыбье дело, говорят, В воде шнырять. С сороками, говорят, воевать — не наше дело, Так ответили баторы Ноену белому. А я, услыхав Ноёна слова, Вверх вспорхнула и была такова.
Три брата, Считавшихся ханами явными, А на самом деле Три черных дьявола, Пославшие пеструю сороку-сплетницу В страны дальние, как разведчицу, Высмотреть далекое, высмотреть близкое, Проверить высокое, проверить низкое. Найти невесту самую лучшую, Царицу самую выдающуюся, Со щеками румяными, С губами-кораллами, С глазами, Как звезды горящими, С зубами, Как снег слепящими. Они выслушали старательно Сороку-сплетницу, Они выслушали внимательно Свою разведчицу. Поняли, что говорит она правду. Вестям таким они рады. Однако напали на них сомненья, Не принимают они никакого решенья. Переговариваются они, рассуждают, Все услышанное обсуждают: — Много нам сорока настрекотала, Да толку от этого мало. Много она напророчила От ума своего сорочьего, Но ведь взяться-то мы хотим За то, за что взяться нельзя. Но ведь напасть-то мы хотим На кого нападать нельзя. На ненаподаемое не нападают, Нерешаемое не решают. Разговаривают ханы медлительно, Говорят они все по очереди:
— Пусть красавица восхитительна, Но добыть ее трудно очень… Между тем Сын старшего хана молодец и батор, Из-за которого разгорелся этот сыр-бор, Которого надумал отец женить, Дабы не оборвалась родословная нить, Решился счастья сам попытать, И невесту своим путем поискать. Выкликнул он громко на четыре стороны Имя иссиня-черного ворона, Того ворона он имя выкликнул, Который только что оба глаза у падали выклюнул. Говорит он этому ворону: — Полетай на чужую сторону, Молодую гладкую землю Ты трижды вокруг облети. Юную плавную землю Ты четырежды облети. Выгляди мне такую невесту, Чтобы глядя на нее, не стронуться с места. Чтобы щеки у нее были горячие, Чтобы губы у нее были нежные, Чтобы глаза у нее были горящие, Чтобы зубы у нее были белоснежные, Чтобы движения ее были быстры, Чтобы взглядом она метала искры, Чтобы не было во всей вселенной Красавицы столь же совершенной. Ворон, Имя которого было громко выкликнуто, Ворон, Которым два глаза было выклюнуто, Иссиня-черный обжора-ворон Полетел в чужедальнюю сторону. Через тринадцать горных хребтов он летит, Зорко вниз на землю глядит. Через двадцать три хребта он летит, Пристально на землю глядит. Из стороны в сторону он бросается, Нигде не видит красавицы, Чтобы щеки у нее были горячие, Чтобы губы у нее были нежные, Чтобы глаза у нее были горящие, Чтобы зубы у нее были белоснежные, Чтобы движения ее были быстры, Чтобы взглядом она метала искры, Чтобы не было во всей вселенной Красавицы столь же совершенной. Наконец, Прилетает ворон в долину Моорэн, Прилетает ворон в долину Хатан, Где живет во дворце, среди крепких стен, Абай Гэсэр, богатырь и хан. Но не стал он летать Над белоснежным дворцом, Не стал он витать Над серебристым крыльцом. А стал он жадно падаль клевать, Стал он голод свой утолять.
В это время Дядя Гэсэра Саргал-Ноен, Сединами мудрыми убелен, Особенным знаньем про все узнал. Тридцать трех баторов к себе позвал. Он прикрикнул на них на каждого: — Лежебоки вы или стражники? Два крыла широко простирая, Нашу землю всю озирая, Летает над нашей землей ворон, Сдается мне, он не друг, а ворог. Замыслы черные он таит, Что-то выведать норовит. Он клюет сейчас тухлую падаль, Но проверить его не надо ль? Вы, баторы, луки возьмите, Ворона черного застрелите. Но баторы оказались беспечными, Пропустили мимо ушей эти речи они. — Птичье дело, — говорят,— В небе летать, Дело ворона, — говорят,— Падаль клевать. С птицами воевать — не наше дело,— Так ответили баторы Ноёну белому.
А ворон, наслушавшись этих слов, Будучи от природы умен и толков, Крылами взмахнул и был таков. Полетел он назад, к востоку, Чтоб на место вернуться к сроку.
Как ни длинна река, Но до моря все равно добирается, Как земля ни велика, Но цель все равно приближается. Летел ворон дорогой длинной И прилетел он к желтой долине, До владений трех ханов он долетел, И на ворота владений сел. В это время Старшего хана сын Эрхэ-Тайжа, Все на небо поглядывал, о невесте тужа. Увидел он, что иссиня-черный ворон, Который был послан на чужедальнюю сторону, Ворон к падали тухлой привыкший, Ворон два глаза у падали выклевавший, Уже давно на воротах сидит, Уже давно на него глядит.
Принял Эрхэ-Тайжа его как свата, Угостил его, как гостя, вкусно и сладко. И хоть не сажал он за стол его. Дал ему на расклеванье бычью голову. Тут пришли и три старшие хана Послушать рассказ про дальние страны. Ворон Из головы, которую Эрхэ-Тайжа ему выкинул, Оба глаза сначала выклюнул, А потом и повел без лишних прикрас О дальних странах свой рассказ. О том, Как молодую округлую землю Он трижды вокруг облетел. О том, Как юную плавную землю Он четырежды облетел. О том, Как в далекой долине Моорэн, О том, Как в далекой долине Хатан, Где живет во дворце, среди крепких стен, Абай Гэсэр, богатырь и хан, Есть царица Урмай-Гоохон. Но лично ее не видел он, Потому что с дороги был очень голоден, И к наблюденью терпеливому был не годен. Стал он падаль жадно клевать, Стал он голод свой утолять. Но в том краю богатом и золотом, И стар и мал говорит о том, Что такой красавицы совершенной Больше нету во всей вселенной, Румяней ее и нежнее нет, Ее мысли струятся, как лунный свет, Ее добрые чувства такой красоты, Как весной расцветающие цветы.