Бруберг преступник (а Ларссон был в этом убежден), то такого рода, кого Гюнвальд Ларссон сажал бы в тюрьму с радостью. Кровосос. Спекулянт. К сожалению, подобные люди попадали в руки правосудия редко, хотя всем было известно, кто они и какими способами благоденствуют, формально не нарушая давно устаревшие законы.
Он решил не заниматься этим делом в одиночку. Потому что слишком часто за свою службу действовал, исходя только из своего разумения, и получал слишком много нареканий. Так много, что перспективы повышения по службе можно было считать минимальными. Еще потому,
что не хотел рисковать, и потому, что тут все следует сделать чисто.
На этот раз он действовал по всем правилам, и именно поэтому был готов к тому, что все полетит прямиком в тартарары.
Но где взять помощника?
В его отделе не было никого, а Колльберг сказал, что в
Вестберге такое же положение.
В поисках выхода он позвонил в четвертый район и после долгих «если» и «но» получил положительный ответ.
– Если это так уж важно, – сказал комиссар, – я смогу выделить одного человека.
– Это великолепно.
– Ты думаешь, легко давать людей, причем вам?
Должно бы быть наоборот.
Бóльшая часть полицейских болталась в полном безделье перед различными посольствами и туристскими бюро. Причем безо всякой пользы. Они ведь все равно не смогут ничего сделать в случае демонстрации или диверсии.
– Ну, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Так кого вы мне даете?
– Его фамилия Цакриссон. Он из полицейского участка
«Мария». Работает в гражданской патрульной службе.
Гюнвальд Ларссон угрюмо нахмурил брови.
– Я его знаю.
– Вот как, тогда это преиму…
– Последите только, чтобы он не надел форму, – сказал
Гюнвальд Ларссон, – и чтобы без пяти пять был здесь перед зданием. – Подумав, он прибавил: – И если я говорю перед зданием, то это вовсе не значит, что он должен стоять, скрестив руки наподобие вышибалы.
– Понимаю.
Сам Ларссон подошел к дому на Кунгсгатан точно без пяти пять и сразу же обнаружил Цакриссона, который с дурацким видом стоял у витрины с дамским бельем. Из штатского на нем была только спортивная куртка.
Остальное все форменное – форменные брюки, форменная рубашка и полагающийся к ней форменный галстук. Любой идиот на расстоянии ста метров мог догадаться, что это полицейский. К тому же он стоял широко расставив ноги, заложив руки за спину и покачиваясь на носках. Не хватало только фуражки и дубинки.
Увидев Гюнвальда Ларссона, он вздрогнул и чуть было не встал по стойке «смирно». У Цакриссона были неприятные воспоминания об их предыдущей совместной работе.
– Спокойно, – сказал Ларссон. – Что это у тебя в правом кармане куртки?
– Пистолет.
– А что, у тебя не хватило ума надеть наплечную кобуру?
– Не нашел, – уныло ответил Цакриссон.
– Так сунул бы свою пушку за ремень, что ли.
Цакриссон тут же полез в карман.
– Да не здесь же, ради Бога, – взмолился Ларссон. –
Зайди в подъезд. Незаметно.
Цакриссон послушался. В подъезде он несколько улучшил свой внешний вид, хотя и ненамного.
– Слушай, – оказал Гюнвальд Ларссон. – Возможно,
что тут появится один человек и войдет в дом где-то после пяти. Он выглядит примерно так. – Он показал фотографию, которую держал скрытно в огромной ладони. – Плохая фотография, но единственная, которую удалось раздобыть. – Цакриссон кивнул. – Он войдет в дом и, если я не ошибаюсь, через несколько минут выйдет. У него в руках, наверное, будет черный кожаный чемодан, оплетенный двумя ремнями.
– Он вор?
– Да, вроде. Я хочу, чтобы ты держался около дома, вблизи подъезда.
Цакриссон снова кивнул.
– Сам я поднимусь по лестнице. Возможно, я возьму его там, но, возможно, предпочту этого не делать. Вероятно, он приедет на машине и остановится перед подъездом. Он будет торопиться и едва ли станет глушить мотор. Машина
– черный «мерседес», но это не точно. Если получится так, что он с чемоданом в руках выйдет из дому без меня, то ты любой ценой должен помешать ему сесть в машину и уехать, пока я не приду.
Полицейский сделал решительное лицо и стиснул зубы.
– Ради Бога, постарайся сделать вид, что ты просто прохожий. Ты ведь стоишь не перед Торговым центром
США.
Цакриссон покраснел и немного смутился.
– О’кей, – пробормотал он. И тут же прибавил: – Он опасен?
– Может статься, – небрежно проронил Ларссон. Сам он считал, что Бруберг не опаснее мокрицы. – Постарайся все запомнить, – со значением проговорил он.