Маргарет поднялась и, так и не набросив на себя халатик, важно прошествовала мимо Канариса в ванную.
— Что-то скрывается за этим вашим «лондонским заданием», моряк, какой-то подвох. Вот только не могу понять, в чем он заключается.
— В полном отсутствии какого-либо подвоха, — соврал капитан-лейтенант. — Просто идет война, и Германии важно Знать, что по этому поводу думают в аристократических, и прежде всего в армейских, кругах Лондона. Только-то и всего. А для вас это еще и возможность завоевать сердца лондонцев, стать популярной и по ту сторону Английского канала.
8
…Но, даже внутренне взорвавшись этим своим «Несправедливо!», Эрнст Кальтенбруннер не решился открыто подтвердить подозрение фюрера. Не из благородства, нет, и уж, конечно же, не из желания спасти адмирала, которого всегда недолюбливал. Единственное, что сдерживало его сейчас, так это обостренное, до чиновничьего инстинкта доведенное чувство самосохранения. Стоит ему поубеждать фюрера в том, что Канарис, «сам Канарис», тоже входил в число руководителей заговора, — и ничто уже не сможет удержать диктатора от мысли, что адмирал действовал заодно с шефом СД. Который пытается избавиться сейчас от бывшего руководителя абвера, как еще совсем недавно избавлялся от своих сообщников генерал-полковник Фромм.
— Вряд ли он разрабатывал план подготовки взрыва в «Вольфшанце», — вкрадчивым голосом излагал свое понимание ситуации Кальтенбруннер. — Сомневаюсь даже в том, что он был осведомлен об операции полковника фон Штауффенберга.
Брови фюрера вновь поползли вверх.
— Кто же тогда руководил полковником Штауффенбергом? Кто готовил всю эту операцию?
— Сам полковник. Это была его идея.
— Хотите сказать, что этот однорукий и одноглазый уродец самостоятельно сумел спланировать и провести такую операцию?
— …Которую, в общем-то, трудно назвать сложной, — неосторожно возразил Кальтенбруннер.
— При такой технической подготовке? — помахал фюрер перед своим лицом указательным пальцем.
— Изготовить мину мог кто-либо из известных ему пиротехников, а доступ к ставке у него был.
— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, — раздраженно хлопнул ладонью по столу Гитлер. — Речь идет не только о самом покушении. Следует иметь в виду организацию широкого заговора с целью свержения власти и разрушения рейха.
— Понимаю-понимаю, мой фюрер. Я всего лишь хотел уточнить. Кое-кто из генералов, некий узкий круг лиц, действительно знал о предстоящем покушении, но уверен, что готовил его и разрабатывал план проникновения в «Вольфшанце» с миной в портфеле сам Штауффенберг. А вот кто его вдохновлял, гарантируя осуществление государственного переворота… Конечно, полковник поведал бы нам об этом подробнее, если бы только генерал Фромм не поспешил со своим преступным самосудом.
— Генерал Фромм, — проскрипел зубами фюрер. По выражению его лица видно было, как ему горестно и противно вспоминать об этом человеке. — Однако самим заговором этот негодяй не руководил. Нет, только не Фромм. Этот не способен. Знал, догадывался, выжидал, молчаливо поддерживал — да, согласен…
Услышав это, Кальтенбруннер хищно улыбнулся: вот теперь самое время пройтись «ударом кобры» и по адмиралишке.
— Точно так же выжидал и наш Канарис.
— Да не был этот… Канарис руководителем, — появилась на лице фюрера гримаса презрения. — Уже хотя бы потому, что не способен планировать подобные операции или вообще кем-либо руководить.
— Типичный кабинетный оппозиционер, — в тон ему, заискивающе подыгрывая, произнес шеф СД. — Такой склонен ворчать, настраивать людей; в пику существующей власти выдавать какую-то информацию нашим врагам. Но он не диверсант, он не способен хоть на какое-то участие в покушении. Что, однако, не оправдывает его как одного из руководителей заговорщиков, — поспешно добавил Кальтенбруннер, встретившись с недоверчивым взглядом фюрера.
— Вот именно, не оправдывает, — проворчал фюрер и, по-старчески пожевав челюстями, незло проворчал: — Поэтому арестуйте его, Кальтенбруннер.
— Арестовать?! — опешил шеф РСХА. — Прямо сейчас? Это… приказ?
— Такого человека оставлять на свободе нельзя, слишком уж много у него связей и слишком уж велика опасность того, что он попытается скрыться, — усталым голосом проговорил Гитлер.
Обергруппенфюрер прокашлялся и взволнованно переступил с ноги на ногу, словно собирался уходить, но никак не мог решиться.
— Что должно послужить основанием для его ареста? — задавая этот вопрос, начальник РСХА отдавал себе отчет в том, что именно его слова послужили толчком для принятия фюрером решения вновь взять адмирала под стражу.