– Фриц, я пойду посмотрю, чем помочь.
– Иван, я с тобой.
Гауптман поднялся, решительно откинул автомат за спину и подошел к Доронину. Они с любопытством осматривали друг друга. Хофман был в бледно-зеленой форме, хорошо знакомой за годы войны. Китель и брюки изрядно помятые и поношенные. Это был фронтовой офицер, а не тот лощеный, какими их показывают в кино.
– Ты капитан и я капитан, – сказал фриц и, показав пальцем на ордена на груди Степана, добавил: – Ого-го!
Степан улыбнулся и, кивнув на Железный крест немца, поддержал:
– И ты тоже ого-го! Ну, пойдем.
Они поспешили к слепым, которые все еще причитали. Быстро помогли двум девочкам перевязать небольшие раны. Подошли разведчики и два немецких солдата. И те, и другие недоверчиво косились, не подходили близко к чужакам. Доронин сказал им:
– Отнесите убитую туда, где лежат другие.
Солдаты, наши и немцы, осторожно подняли хрупкое тельце и понесли к накрытым байковыми одеялами трупам Гриватова, баронессы Зоронсен, Марты и нескольких девочек. Рядом с ними, накрытые плащ-палатками, лежали шестеро убитых разведчиков. У Степана сердце обливалось кровью: шестеро отличных парней, они прошли огни и воды. И вот на пороге мира нелепая смерть все же подстерегла их.
– Танки всех вас убьют! – сказал гауптман.
– Мы надеемся, кто-нибудь вмешается, образумит этих дураков. У меня нет связи с командованием, не могу сообщить. Как назло, аккумулятор сел на рации.
– Убьют вас, убьют, – повторил Хофман. – Я бы хотел вам помочь. Но как?
– У тебя есть «фаусты»?
– Есть.
– Может, попугаешь, и танки сюда не полезут, а пеших мы своим огнем отобьем.
Хофман воскликнул:
– Хорошая мысль! Айн момент!
Он позвал ефрейтора Гольдберга, рядового Форса, рядового Зольмера. Вызванные тут же подбежали и встали перед командиром роты.
– По кустам вдоль ручья подберитесь к танкам и пустите в них три «фауста»!
Солдаты дружно ответили:
– Яволь! – и побежали к пролому в ограде.
Разведчики и немцы сидели и лежали там, где их прижал к земле последний залп танков. Сначала они поглядывали друг на друга настороженно, потом заулыбались, а когда поняли, что драки не будет, взаимно стали угощаться куревом.
Капитаны, пригнувшись, подошли к фундаменту ограды, вдоль которого лежали разведчики.
– Почему они не идут сюда? – спросил Хофман, кивнув на танки.
– Какая-то заминка у них. Наверное, экипажи увидели наших парламентеров в советской форме. Награды у них на груди наши. Засомневались.
В это время из кустов неподалеку от танков сверкнули быстрые, как змеиные жала, три полоски огня. И тут же, бухнув на всю округу, рванули три «фауста», впившись в танки. Дым и огонь окутал три крайние машины. Из уцелевших танков бешено застрочили пулеметы, ведя огонь по кустам, откуда вылетели «фаусты».
– Теперь не полезут! – определил Доронин. – Спасибо тебе, Фриц!
– Я тебе помог, Иван! Но нам надо уходить.
Вернулись два немца. Ефрейтор доложил капитану о выполнении приказа.
– Где третий?
– Там остался. Убит, – ответил, еще не отдышавшись, ефрейтор.
Хофман подал руку Доронину, и тот пожал ее. Разведчики и немецкие солдаты смотрели на это рукопожатие с приятным недоумением. Хофман сказал на прощание:
– Я думаю, Иван, у тебя будут большие неприятности. Тебя будут пук-пук. – Он показал пальцами, будто спускает курок. – Ты убивал своих. Сгорело три танка. А войне конец. Зачем тебе умирать? Ты храбро и честно воевал… – Он показал на награды Доронина. – Уходи с нами. Поплывем в нейтральную Норвегию. Я тоже к своим не вернусь. Хватит воевать! Все безнадежно.
Степан от этих слов Хофмана просто онемел. Как у немца все просто – уплыл в нейтральную страну. А присяга? А боевые друзья, которых он любит всей душой? Родина? Мама?
Сначала даже думать об этом было страшно. Он защищал родину, не жалел жизни, отдал все, что мог, победа одержана, а его, немец прав, расстреляют. Только за сотрудничество с немцами и сожженные танки грозит неминуемый расстрел. Как обидно, из-за пьяного дурака вся жизнь под откос. А может быть, пожить еще? Война кончится, разберутся со мной, ну, накажут. В мирное время не расстреляют. Главное сейчас, под горячую руку под трибунал не попасть. Но как все это объяснить разведчикам? Поймут ли? Отпустят? А может быть, даже арестуют? Степан решил не откладывать, времени на размышление не было. Тут же обратился к разведчикам, которые были поблизости:
– Слышали, о чем немец сказал?
Разведчики молчали.
– Вы мои боевые друзья, что посоветуете?
Опять молчание. Наконец сивый, с белыми ресницами сержант Чирков сказал:
– Тебе надо уходить, капитан, иначе – вышка, прав немец.