Отец Жан по-прежнему считал себя верным членом ордена. Он не мыслил себя без него: ему едва исполнилось двенадцать лет, когда местный священник разглядел в нем нужные качества и забрал из сельской школы в монастырь.
А Ксавье… без сомнения, светлый человек, но – дерзновенный. Конечно, в давние времена святые тоже не всегда были милосердными и кроткими проповедниками. Им тоже приходилось отстаивать свои взгляды в жесткой борьбе. Взять хотя бы святого Бернара или святого Игнасия: о них никто не скажет, что они были лояльны к чужому мнению. Но сейчас не средние века и даже не семнадцатый век. Старые методы остались в прошлом, теперь оружие святых отцов – терпение, такт, способность убеждать; и ни одно из этих качеств нельзя назвать сильной стороной Ксавье.
Отец Жан печально кивал в такт своим мыслям.
– Закрыт? – переспросил он. – Надолго ли? Боюсь, это была не последняя наша схватка.
Отец Поль изогнул бровь.
– Что можно добавить к сказанному? Все решено, разве нет? Вы добились своего и должны радоваться.
Отец Поль мог говорить об этом спокойно, потому что он, едва ли не единственный из братьев, так и не принял ничьей стороны. Возможно, оттого что плохо понимал предмет спора. То есть он, конечно, знал, о чем речь, но не понимал истинного значения разногласий. Ему казалось, что братья могли бы потратить силы на решение более важных проблем.
– Я победил с перевесом в один голос, – ответил отец Жан. – Всего в один голос. В прошлом году – что же Ксавье предлагал в тот раз? – его идею отклонили с перевесом в пять голосов. Так что для него этот проигрыш не поражение, а скорее победа. Время работает на него.
Отец Поль налил себе апельсинового сока и медленно потягивал его через соломинку.
– О Господи, как же мне хотелось бы вернуться домой! То, чем я занимаюсь здесь, не имеет никакого отношения к вере.
– Я знаю, – кивнул отец Жан, раздумывая, позволительно ли ему выпить еще одну рюмочку перно. – Наши раздоры, должно быть, шокировали вас, да это и неудивительно. Жаль, что мы опять не успели рассмотреть ваш вопрос. Надеюсь, в следующий раз, когда страсти улягутся, мы все же дойдем до него. Во всяком случае, я поспособствую этому.
В то же самое время в нескольких километрах от Авентино, в самом центре города, протекала жизнь совсем другой, более многочисленной организации. Парадная дверь, недавно оборудованная новой дорогущей электроникой (как обычно, без всякой необходимости), открывалась и закрывалась, впуская и выпуская озабоченных полицейских. В тесных кабинетах с искусственным освещением секретари и делопроизводители сосредоточенно корпели над бумагами в надежде продвинуться по служебной лестнице. Этажом выше царила полная гармония: следователи дружно писали, читали, звонили – словом, делали все от них зависящее, чтобы вернуть народу утраченные ценности итальянского художественного наследия. А на самом верху, в кабинете, который корреспонденты уважаемых газет окрестили мозговым центром управления по борьбе с кражами произведений искусства, висела тишина, нарушаемая лишь надоедливым жужжанием большой синей мухи.
Отлаженный механизм работал на автопилоте, мозговой центр отдыхал. День выдался жарким, и генерал Таддео Боттандо крепко спал.
Только не торопитесь делать выводы. Боттандо перевалило за шестьдесят, и он уже сам признавал, что молодой задор перестал быть доминантной чертой его характера, однако громадный опыт следовательской работы с лихвой возмещал эту потерю. Ну и что, если временами он экономит силы? Его цепкая хватка, стратегическое мышление и блестящие организаторские способности ничуть не ослабли с течением лет. Каждый сотрудник управления отвечал за свой участок работы, и генерал не видел необходимости денно и нощно следить за подчиненными. Когда случалось нечто экстраординарное, а Боттандо, фигурально выражаясь, не было под рукой, любой член команды – например, Флавия ди Стефано – мог взять управление на себя.
Все это он объяснил сегодня утром двум государственным мужам, тоже весьма почтенного возраста, пригласившим его на ленч в дорогой ресторан. Даже слишком дорогой. По непонятным ему причинам Боттандо вдруг стал очень популярной фигурой. Единственное объяснение, которое он этому находил, – грандиозная операция, которую он успешно провернул несколько месяцев назад. Его вдруг необычайно полюбили в министерстве; оказалось, что у него там всегда было много доброжелателей, которые ему тайно покровительствовали и всячески пресекали козни его врагов. Странно, почему он раньше не замечал этой поддержки – все предыдущие годы он только и делал, что с кровью выбивал из министерства деньги на более или менее сносное существование отдела.