Он поднял правый рукав и показал шину на предплечье. Шина представляла собой две деревянные планки, туго стянутые льняными полосами. Я также увидел любопытный шрам на его ладони: два пореза, образовывавшие крест. Сигурд не был трусом, однако он не был и дураком. Он понимал, что ему нельзя вступать в поединок, пока сломанная кость не зажила.
– Ты опять сражаешься с бабами? – спросил я, кивая на странный шрам.
Он молча уставился на меня. Я думал, что он переваривает нанесенное ему оскорбление, но оказалось, что он просто размышляет.
– Дай мне сразиться с ним! – опять подал голос юнец.
– Закрой рот, – грозно произнес Сигурд.
Я взглянул на парня. На вид ему было восемнадцать или девятнадцать, он еще не вошел в силу, но уже обрел уверенность в себе и научился заносчивости. У него была очень красивая кольчуга, вероятно, франкская, а руки унизывали браслеты, которые так обожают датчане, однако я подозревал, что все эти украшения он получил не на поле битвы.
– Мой сын, – представил его Сигурд. – Сигурд Сигурдсон.
Я кивнул ему, Сигурд же Младший лишь смерил меня надменным взглядом. Ему ужасно хотелось показать себя, но отец был категорически против.
– Мой единственный сын, – добавил он.
– Похоже, он так и ищет смерти, – сказал я, – и если он так жаждет поединка, я готов пойти ему навстречу.
– Его время еще не пришло, – покачал головой Сигурд. – Я знаю, потому что я говорил с Эльфаделль.
– Эльфаделль?
– Она видит будущее, Утред, – ответил Сигурд, и его голос прозвучал серьезно, без малейшего намека на насмешку. – Она предсказывает будущее.
До меня доходили слухи об Эльфаделль. Туманные, как дым, они плыли над Британией, рассказывая, что на севере есть одна колдунья, которая говорит с богами. Одно упоминание ее имени, которое было созвучно нашему слову, обозначавшему ночной кошмар, заставляло христиан осенять себя крестным знамением.
Я пожал плечами, показывая, что мне нет дела до Эльфаделль.
– И что же эта старуха тебе поведала?
Сигурд поморщился.
– Она говорит, что ни один сын Альфреда не будет править Британией.
– И ты веришь ей? – спросил я, хотя и так видел, что верит, потому что он рассказывал мне об этом спокойно и просто, как если бы называл цену на скотину.
– Ты бы тоже ей поверил, – ответил он, – если бы дожил до встречи с ней.
– Это она тебе сказала?
– Если мы с тобою встретимся, сказала она, твой вождь умрет.
– Мой вождь? – Я сделал вид, будто эти слова меня позабавили.
– Ты, – мрачно произнес Сигурд.
Я сплюнул.
– Как я понимаю, Йорик хорошо тебе заплатил за то, чтобы мы тут почесали языками.
– Он заплатит, – буркнул Сигурд, повернулся и, схватив за локоть своего сына, пошел прочь.
Хотя я и вел себя вызывающе, мне в душу все же закрался страх. А вдруг колдунья Эльфаделль сказала правду? Ведь боги и в самом деле говорят с нами, только необычными словами. Неужели мне суждено умереть здесь, на берегу этой реки? Сигурд верит в это и собирает своих людей для атаки. Если бы ему не предсказали исход этого сражения, он бы никогда не отважился на такую авантюру. Никто, даже самый опытный воин, не будет рассчитывать на то, что ему удастся пробить стену из щитов, выстроенную мною между парапетами. А вот люди, вдохновленные предсказанием, пойдут на любую глупость в уверенности, что их победа предрешена судьбой. Я прикоснулся к рукояти «Вздоха змея», потом дотронулся до молота Тора и вернулся на мост.
– Зажигай огонь, – сказал я Осферту.
Настало время поджечь мост и отступить, и Сигурд, если у него хватит мудрости, оставит нас в покое. Он лишился шанса заманить нас в засаду, наша позиция на мосту оказалась угрожающе прочной, однако в его голове звучало предсказание некой странной колдуньи, и он принялся распалять речами своих людей. Я слышал их разгоряченные выкрики, слышал, как они стучали мечами по щитам. Затем все датчане спешились и выстроились в шеренгу. Осферт принес факел и бросил его в кипу соломы. Все мгновенно заволокло дымом. Датчане взвыли, когда я протолкался через нашу стену из щитов.
– Уж больно сильно он жаждет вашей смерти, лорд, – с усмешкой произнес Финан.
– Он глупец, – ответил я.
Я не рассказал Финану о том, что колдунья предсказала мою смерть. Пусть Финан и христианин, но он верит в то, что в подлеске снуют эльфы и что по ночам на облаках танцуют призраки, и если бы я рассказал ему о колдунье Эльфаделль, он испытал бы такой же страх, как тот, что сжал мое сердце. Если Сигурд атакует, мне придется вступить в бой, потому что нам нужно удерживать мост до тех пор, пока огонь не разгорится – Осферт оказался прав насчет розжига. Это был тростник, а не солома, причем влажный, и пламя пожирало его с большой неохотой. Он дымил, но жара от него не хватало для того, чтобы занялись толстые бревна настила, которые Осферт успел подрубить боевым топором.