— Да, да. Вот он, ещё не успел скрыться в толпе.
— Нищего? Но за что?
— Он только рядится в лохмотья нищего. На самом деле это очень опасный человек, он преследует меня долгое время….
— Ни слова больше! Куда побежал этот мерзавец?
Крысуля спешно отвязывал коня. Когда он сел в седло, Ефросиния рукой указала ему направление.
— Вон за тем домом из красного кирпича. Он свернул на маленькую улицу за ним.
Лоренцо кивнул и пришпорил коня.
Ефросиния откинулась на спинку сидения. Огромная тяжесть свалилась с её души. Всё! С кошмарами покончено! Не будет впредь пугающих сновидений, забудутся страхи и переживания.
Повеселевшим голосом она окликнула возницу.
— Поворачивай обратно, Эпифаний. На сегодня прогулка окончена.
Вскоре к ним присоединился второй провожатый. Он оправдывался, что-то невнятно бормотал о встреченном им старом приятеле, но нетвердая посадка в седле и красная кожа лица свидетельствовали о несколько иной причине его отлучки.
Старый попрошайка, рукавом утирая слезящиеся глаза, опрокинул себе на колени глиняную чашку. Две-три медных монетки, глухо звякнувших при падении, да ещё с десяток, надёжно припрятанных в складках лохмотьев — вот и вся его добыча. Но до конца дня еще далеко, на улицах немало народу и, как знать, может к вечеру наберётся достаточная сумма, чтобы уплатить хозяину за ночлег, а лавочнику — за кувшин вина.
Звуки шагов заставили старика очнуться. Он приподнял голову и машинально вытянул руку вперед. Открыл было рот, чтобы затянуть привычные просьбы, но задохнувшись от возмущения, так и не вымолвил ни слова. Какой-то оборванец, в котором намётанный взгляд попрошайки сразу же распознал юнца, с помощью несложных ухищрений пытающегося придать себе вид немощного старца, быстрым шагом прошел мимо и присел на корточки на противоположной стороне улицы, в десятке метров от него.
При виде конкурента кровь вскипела в жилах старого солдата. Он с трудом поднялся на ноги и хромая на каждом шаге, двинулся к противнику. Он кричал, сыпал проклятиями, размахивал палкой, стремясь во что бы то ни стало изгнать пришельца с улицы, которую по праву постоянного обитателя считал своей. И не колеблясь был готов вступить в бой, если чужак не уберется восвояси.
Всадник, в это мгновение вынырнувший из-за угла, внимательно наблюдал за этой сценой. Он то и дело переводил взгляд с одного оборванца на другого, как бы не решаясь сделать одному ему ведомый выбор.
Старик вплотную приблизился к пришельцу и видя, что тот не собирается уходить, занёс палку. Чужак, осознав наконец, что отсидеться не удастся, ловко уклонился и вскочил на ноги. Ответный удар кулаком в горло швырнул нищего в канаву. Хрипя и задыхаясь, не в силах сделать ни одного вздоха, бывший солдат медленно умирал в нечистотах, ловя угасающим взглядом детали разворачивающейся перед ним драмы.
Всадник, как бы желая заступиться за старика, пришпорил коня и помчался с обнажённым мечом на обидчика. Но тот и не думал бежать. Широко расставив ноги и сунув руку за пазуху, он не двигался с места, спокойно ожидая приближения врага. Всадник подскакал к нему, приставил острие меча к его груди и что-то коротко произнёс. Оборванец издевательски поклонился, внезапно левой рукой ухватил сжимающую меч кисть противника, резко отвёл в сторону, рванул ее на себя и, взмахнув правой рукой, прыгнул навстречу падающему телу.
Лоренцо, по прозвищу Крысуля, с легкостью пушинки выдернутый из седла, полетел на землю вниз головой. Последнее, что он успел почувствовать — это обжигающий холод металла у себя в груди.
Дознание по убийству одного из адъютантов Лонга проводилось впопыхах и быстро зашло в тупик: ни один из опрошенных не смог дать вразумительного ответа на вопрос, кому и зачем понадобилась смерть юноши. Сама Ефросиния наотрез отказалась давать показания. Более того, сразу после известия о гибели Лоренцо, она заперлась в своих покоях и несмотря на все уговоры, не покидала их, истерично требуя выставить караул подле ее дверей. Невзирая на недовольство и ропот своих и без того перегруженных службой солдат, Джустиниани выполнил ее просьбу, хотя не мог взять в толк, какие счеты могут быть у неведомых убийц к женщине, живущей на его содержании. После того, как с ней дважды случился нервный припадок, Лонг всерьез начал подумывать о переправке Ефросинии в Галату, но благоприятный для этого случай пока не представлялся. Довольно быстро, обремененный заботами, кондотьер выкинул из головы этот прискорбный случай, предоставив константинопольским властям самим распутывать нити, ведущие к убийству. Но и у полицейских приставов дел было невпроворот. И вскоре о смерти Лоренцо забыли все. Почти все.