Что было потом, он помнил плохо. В яростной сече, на фоне беспрерывно колышущегося моря рук, голов и спин, заносимого оружия и оскаленных лошадиных пастей, то и дело всплывали у него перед глазами размытые от быстрых телодвижений силуэты неприятельских бойцов в остроконечных шлемах. И тогда он во всё плечо замахивался мечом и….. Рука, в короткий срок привыкшая убивать, наносила ряд безошибочных ударов.
От недостатка воздуха под тесным забралом он задыхался; смешанный с пылью горячий пот разъедал глаза, кровь громко шумела в голове и звоном отзывалась в ушах. А может то был звон скрещиваемых клинков? Роман не знал. Он и не думал об этом, как не думал ни о чём другом. У него не оставалось времени даже на самые простейшие мысли. Он успевал только отбивать наскоки вражеских наездников и вкладывать всю силу в ответные удары.
Основная тяжесть сражения легла на рыцарей головного отряда. Не менее десятка турок, теснясь и отталкивая друг друга, наседало на выдвинувшегося вперед Кантакузина. Щедро раздавая по сторонам удары тяжёлого шестопёра, непобедимый, как герой из древних преданий, он упорно расчищал себе дорогу в плотном скоплении неприятеля. Закованный с ног до головы в броню, в глухом шлеме с узкой прорезью для глаз вместо забрала и со стальными выростами особой формы рожек по бокам, в которых то и дело застревали или ломались вражеские клинки, он был неуязвим для копий и мечей. Его могучий рыцарский конь грудью опрокидывал легконогих турецких лошадей, подминал под себя сброшенных наземь всадников.
Клин византийской конницы всё глубже взламывал строй тимариотов. Не в силах пробить латы горожан, турки обращали оружие против их лошадей. Но и это приносило мало пользы — кони надёжно были защищены кожаными попонами с нашитыми на них стальными полосами.
Тела убитых османских воинов густо покрывали поле битвы. Ни одно войско, как бы не были храбры и отважны его воины, не выдержало бы столь чудовищного избиения: тяжёлые мечи византийцев разили без промаха и без пощады, шутя разрубая кожаные доспехи степняков. Оружие тимариотов бессильно было против врага — тонкие клинки сабель и ятаганов не способны были состязаться с железом панцирей и зачастую просто разлетались от ударов.
Вскоре, несмотря на свой более чем десятикратный численный перевес, полки турецкой конницы дрогнули и поползли в стороны, спасаясь от полного истребления. Заметив отступление, горожане усилили напор и турки, вконец расстроив ряды, обратились в беспорядочное бегство.
Не понеся серьезного урона, византийцы продолжили путь к северной оконечности города и въехали в столицу через Адрианопольские ворота.
Роман, оглушенный ударом вражеской палицы, до конца сражения полностью оправиться так и не сумел. Когда схлынул душевный подъём, вызванный яростью и опьянением боем, и опасность осталась далеко позади, он ощутил подступившую к горлу тошноту и постепенно нарастающее головокружение. Хотя в глазах временами темнело, а уши наполнял неприятный звон, он не слезал с коня и даже находил в себе силы отвечать на улыбки и приветствия горожан.
«Только бы добраться до кровати», — думал он, крепко сжимая коленями округлые бока коня.
ГЛАВА XXIII
Костёр, в который более не подбрасывали дров, медленно угасал, постреливая напоследок пучками искр. Стефан зевнул, потянулся, на лету подхватил сползающую с плеч куртку и поднялся на ноги. Несколько человек, войнуков из сербского полка, в кружок сидящих у костра, повернули головы в его сторону.
— Спать? — лениво осведомился один из них.
— Притомился сегодня. Да и поздно уже — за разговорами полночи пролетело.
— Верно, отдыхай. Завтра начинать по новому.
— Это уж точно. — откликнулся кто-то. — Турки нас в покое не оставят. Вновь, как скотину, погонят на приступ.
Стефан махнул рукой и направился к почти неразличимым в темноте повозкам. Он шел медленно, глядя себе под ноги и стараясь не наступить на лежащих вокруг людей, устроившихся на ночлег прямо на голой земле. Дойдя до телеги с пожитками односельчан, он тихо чертыхнулся: все места под днищем повозки были заняты. Досадливо бормоча себе под нос, он отошел в сторону, нащупал ступнями небольшое углубление между двуми кочками, поплотнее запахнул вокруг тела длиннополую меховую куртку и лег на землю, положив руку под голову. Впоследствии он так и не смог припомнить, как долго он проспал. Пробудившись от толчка в плечо, он испуганно дёрнулся, попытался было вскочить, но быстро передумал: острое лезвие, режущим краем приставленное к горлу, уложило голову обратно.