— А пока что синьоры Адорно и Бертруччо усердно лицедействуют перед нами, разыгрывая между собой сцену вражды и непонимания, — подхватил представитель пизанской общины.
— Брехливый пес! — возопил Адорно, выхватывая из-за пояса стилет. — Я выпущу тебе кишки!
Все шестеро вскочили на ноги, сжимая в руках кинжалы.
— Перестаньте, дурачье, — прорычал сквозь зубы Лодовико. — Не гневите Всевышнего своей глупостью.
Громко ворча, итальянцы расселись по местам, не сводя друг с друга ненавидящих взглядов.
— Османская армия со дня на день готовится выступить в поход, а вы всё забавляетесь, подобно драчливым мальчуганам. Задумайтесь на мгновение, куда идут ваши деньги. На оборону города? Верно. И чем труднее султану будет овладеть им, тем больший гнев обрушится на горожан, к которым вы, синьоры, торговцы и банкиры, имеете честь принадлежать.
— Тут кто-то упомянул про темницу, — продолжал он, — но даже в этом, крайне неблагоприятном случае, можно утешиться тем, что под замком сидеть приятнее, чем на колу. А турки, надо сказать, большие любители этой потехи. Вы много рассуждаете о карах со стороны василевса, а это значит — в главном вы со мной согласны. Вас удерживает лишь страх перед наказанием…..
Генуэзца прервали возмущенные выкрики. Он успокаивающе поднял руку.
— Я не хотел никого обидеть. Я лишь пытаюсь объяснить вам, что ни один правитель в здравом уме не станет перед лицом опасности преследовать своих союзников, на деньги которых содержится лучшая часть его войска. Более того, большинство наемников — выходцы из тех же республик, что и вы, и за хорошее вознаграждение предпочтут защищать имущество своих сограждан, а не кусочек земли нищего государя.
Он резко стукнул кулаком об стол.
— Отступничеству одной из сторон помешает договор, скрепленный печатями и подписями каждой из общин. Именно для этого он и предназначен.
— У кого же он будет храниться?
— Договор будет составлен в шести экземплярах и каждая колония получит в свои руки документ, уличающий возможную отступницу. Гарантией вашей неприкосновенности, я повторяю, являются отряды наемников. Получив согласие всех сторон, я на следующий же день начну переговоры с кондотьерами.
В комнате повисла тишина. Старейшины не отрывали глаз от поверхности стола.
— Предложение весьма необычно, — осторожно начал флорентиец.
— Его необходимо тщательно обдумать и взвесить, — подтвердил Адорно.
— Это ваше право. У вас еще есть время на раздумье. Пока еще есть…..- предостерег Бертруччо.
Вдруг он насторожился и по-птичьи склонив голову к плечу, вслушался в слабые и неразборчивые звуки, доносящиеся с улицы через закрытые ставни окон.
— Что? Что такое? — обеспокоенно зашевелились собравшиеся.
— Показалось, — отмахнулся Бертруччо, однако черты его лица напряглись более обычного.
— И все-таки я не понимаю…, - флорентиец оборвал себя на полуслове.
Внизу, на первом этаже, раздались звуки сильных ударов, треск ломающегося дерева и встревоженные крики. Итальянцы вскочили со своих мест, лица многих перекосились от страха. Один Бертруччо не двинулся с места, на его губах прыгала презрительная усмешка.
— Что это? Что там происходит? — выкрикнул один из старейшин.
— Что происходит? — переспросил он. — По-видимому, ромейская полиция жаждет встречи с вами.
Он громко расхохотался.
— Великий Боже, как я был глуп! Ведь если даже место переговоров вы не могли сохранить в тайне…..
— Это ты нас подставил! — закричал Адорно, вновь обнажая стилет. — Завлек в ловушку, чтобы выдать затем властям!
— Смерть провокатору! — вторили ему остальные, выстраиваясь полукругом и отрезая проход к двери.
Опрокинув табурет, Лодовико отскочил к слуховому окну, единственному в скате крыши. В каждой руке у него блестело по кинжалу.
В его голосе зазвучала откровенная насмешка.
— Я притомился, беседуя с глухими. Выкручивайтесь из этой переделки сами. А я на время покидаю вас….
Он сделал резкое движение ногой и тяжелый табурет полетел в сторону высунувшегося вперед пизанца. Его противники поспешно отпрянули.
— ….. и этот негостеприимный город тоже.
Не выпуская из рук оружия, он с кошачьей ловкостью протиснулся в узкий лаз и исчез в темноте. Только слышно было, как загрохотали по черепице его сапоги.
Отталкивая друг друга, старейшины бросились к окошку. Они не помышляли о погоне, каждый из них думал об одном: как можно скорее скрыться до прихода полиции. На первом этаже звуки схватки начали стихать: по-видимому телохранители, по трое от каждой общины, прекратили сопротивление.