— Зачем? — высокомерно спросил султан. — Ты что же, не уверен в надежности своего изделия?
— Нет, о великий, уверен. Но первый выстрел всегда очень опасен.
Великий визирь поддержал пушкаря, в толпе царедворцев также раздались возгласы одобрения. Мехмед, подумав, милостиво кивнул и удалился на требуемое расстояние. Свита, как всегда, расположилась за его спиной.
Венгр выхватил из жаровни пылающую головню и вопросительно повернулся к султану: по неписанным цеховым законам первый выстрел из свежеотлитого орудия всегда производил сам мастер и если изделие не отличалось надёжностью — увечьем или жизнью расплачивался при взрыве ствола. Ответом ему послужил взмах руки. Урбан приблизился к казеннику, поджег запал, после чего швырнул факел на землю, быстро отошел на десяток шагов и крепко зажал уши руками. Некоторое время ничего ни происходило, лишь из запального желобка тонкой струйкой вился белый дымок.
Затем орудие ожило. Ствол подпрыгнул, из дула вылетел длинный язык огня. От страшного удара дрогнула земля, чудовищный грохот затопил всю округу. Горячая волна пригнула людей к земле, посбивала с голов тюрбаны и шапки. Дико заржав, кони понеслись вскачь, сбрасывая с себя вопящих седоков. Мехмеду удалось удержаться в седле, уцепившись обеими руками в гриву, хотя взбесившаяся лошадь, закусив удила, мчалась, не разбирая дороги.
Огромный клуб белого, пахнущего серой дыма медленно расползался вширь; вдоль направления полета ядра тлела сухая прошлогодняя трава. Сильная отдача вконец разломала телегу, и теперь пушка, дымясь боками, беспомощно лежала на земле, напоминая очищенный от сучьев ствол столетнего дуба. Люди бессмысленно ходили, ошалело поглядывая по сторонам и прикладывая ладони к ушам — многим казалось, что глухота навсегда овладела ими.
Лишь спустя некоторое время султан, а вслед за ним и его свита осмелились приблизиться к поверженному орудию.
— Что это было? — заикаясь от пережитого, спросил визирь. — Злые джинны вырвались на свободу?
— Этот нечестивый готовил на нас покушение! — завопил Саган-паша, выхватывая саблю из ножен.
— О, мудрейший, — венгр даже не повернулся в сторону зятя султана, обращаясь исключительно к Халиль-паше.
И хотя голос его звучал удрученно, с лица пушкаря не сходила торжествующая улыбка.
— Я каюсь, виновен в недосмотре: похоже, мои слуги заложили в орудие двойной заряд пороха.
— Пушка испорчена? — закричал Мехмед.
— Нет, повелитель. Я проверил: в стволе нет ни единой трещинки.
— Тогда ты прав. Больше пороха — дальше полёт.
— Улуг-бей, — султан повернулся к начальнику стражи. — Возьми с собой двух воинов и отправляйся туда, — он махнул рукой в сторону поля, где на удалении более мили висело желтое пылевое облако.
— Найдешь ядро и измеришь расстояние.
Он перевел дух и с восхищением уставился на все еще дымящееся жерло пушки.
— Уж если мои храбрые воины так перепугались при выстреле, то я предвкушаю ужас, в который она подвергнет моих недругов.
— Это творение мастера, — подтвердил визирь. — Оно разнесет в пыль любую стену.
— И стены Константинополя? — живо обернулся к нему Мехмед.
— Не желаю своей самонадеянностью гневить Аллаха, но я думаю, что так должно быть.
— Твой гений ниспослан тебе свыше, христианин, — уже не сдерживая своих чувств, закричал Мехмед. — С сегодняшнего дня ты будешь обедать за моим столом!
Венгр вздрогнул, но поклонился. Меньше всего ему хотелось быть заколотым или отравленным ревнивыми к милостям султана придворными. Помимо этого, хотя и не искушенный в дворцовых интригах, он знал, как легко переходит благоволение азиатских владык в безудержный гнев и потому предпочитал держаться вдали от превратностей судьбы.
— Мой повелитель, — он склонился в глубоком поклоне. — Не лишай меня радости трудиться на благо твоего величия. Ведь если я буду присутствовать на твоих трапезах, кто будет лить для тебя новые пушки?
Мехмед было нахмурился, но затем его лицо прояснилось.
— Ты прав, христианин. Мне нужно будет много пушек, очень много.
Он пришпорил коня, но тут же натянул поводья.
— Мне странно, что царь Константин оказался столь недальновиден, что не только пренебрег твоими услугами, но и позволил тебе беспрепятственно покинуть свои владения.
Венгр вновь поклонился.
— Он был безденежен и плохо ценил мое умение. Я же работаю хорошо только тогда, когда кошель на боку тянет мой пояс к земле.