Ангел согласно кивнул, затем его лицо перекосилось от ярости.
«Похоже, он вновь припомнил того злосчастного сотника», — усмехнулся про себя Алексий и отвернулся в сторону.
Лодка развернулась, причаливая к пристани. Алексий встал и опираясь на плечо гребца, поднялся на ступени набережной. Ожидая, пока к нему подведут лошадь, он безразлично, в пол-уха, слушал разгоревшуюся неподалеку от себя перебранку двух подвыпивших моряков, каким-то чудом еще держащихся на ногах.
— Ты думаешь, нам впервой сражаться с неверными и побеждать их? — орал один из них, потрясая сжатыми в кулаки волосатыми ручищами. — Да одна наша галера потопит с десяток вражеских посудин!
— Десять? А сотню не хочешь? — возражал другой. — Не сегодня-завтра нехристи объявят джихад, вот тогда и попляшешь!
— Какой еще «джихад»? Что за чушь ты мелешь? Ты, верно, перепил лишку.
— Дурак ты! Джихад — это война всех язычников против всех христиан. Понял теперь, баранья твоя башка?
— Что!? Это у меня-то она баранья? Ах ты, кишка вонючая!
Моряки сцепились, осыпая друг друга тумаками и отборной руганью. Алексий брезгливо посторонился, принял подведенную ему лошадь под уздцы и только занес ногу, как неожиданная мысль заставила его остановиться.
«Джихад! О, Боже…. Ну конечно, джихад!»
Он понял то, что уже третью неделю не давало ему покоя. Мелкие, разрозненные, так мало на первый взгляд значащие факты вдруг сплелись воедино, образуя между собой стройную логическую связь. И обрывок случайно услышанной фразы из беседы Феофана с императором: «…. если они готовы пожертвовать нами, тогда мы отдадим их Азии»; и большое количество денег, по частям переправленное неизвестным людям в Эдирне; и гонцы, рассылаемые в страны Запада и Востока; и папский легат, тайно гостивший несколько дней назад в Константинополе — всё это сразу получало объяснение.
Джихад и крестовый поход. Крест против полумесяца.
Коль скоро прямые призывы не приносят пользы, в ход идут скрытные методы управления людьми. И в то неспокойное время, когда государи на престолах не задерживаются надолго, верховные посты заняты временщиками, а ужасы недавних войн еще свежи в людской памяти, вызывая жгучее желание отомстить, поквитаться с обидчиками, загнанное вовнутрь напряжение, как кипяток в свинцовом шаре, неизбежно найдет себе выход. Порой достаточно искры, чтобы разжечь грандиозный пожар войны двух религий.
Вести о крестовом походе легко провоцируют слухи о начале джихада, умело подброшенные доказательства и факты довершают начатое. Священнослужители обеих сторон разразятся зажигательными речами; толпы голодных, забитых, невежественных людей увидят наконец желанный образ врага. Вспыхнут праведным гневом и давая волю накопившимся страстям, начнут распаляться яростью и в открытую вооружаться. Правители, уступая требованиям вассалов, алчущих военной добычи и наград, вынуждены будут набирать добровольцев в армии, подтягивать войска к границам сопредельных недружественных стран. Дойдя до определенного этапа, государи, эти зачастую подневольные пастыри народов начнут терять контроль над ходом событий и чтобы хоть как-то удержать ситуацию в узде, предпримут шаги, после которых возврат к прежнему равновесию уже будет невозможен. Обуздать бурный поток возможно лишь перенаправив его в нужное русло. И когда эти силы, растормошенные и питаемые внутренним брожением, сойдутся насмерть в борьбе до победного исхода, первоначальные цели утратят ценность.
Константинополь, достаточно хорошо укрепленный и подготовленный к осаде, в подобном случае надолго останется в стороне. При благоприятных обстоятельствах можно даже попытаться вернуть себе утраченные земли, восстановив хотя бы часть распавшейся грекоязычной империи.
Алексий глубоко вздохнул и прижался лицом к гриве коня. На пристани суетился народ; рыбаки снаряжали лодки, тащили на плечах связки сетей и длинные, потемневшие до бурого цвета весла; прогуливались в обнимку вдоль набережной моряки и женщины, чьи волосы были выкрашены хной в ярко-рыжий цвет, а голоса и смех визгливостью напоминали крики чаек; спешили по своим делам ремесленники и уличные торговцы с коробами за спиной; заунывными блеющими голосами тянули нищие свои нескончаемые жалобы. Никто не обращал внимания на статного воина, который стоял, спрятав лицо в конской гриве. Чуть позже он медленно запрокинул голову к небу и замер, глядя вверх, за облака. Его губы чуть шевелились — он молился. Он благодарил Всевышнего за выпавшую ему великую честь, за честь служить Феофану Никейскому.
Он еще не успел узнать, что день назад к Феофану прибыл гонец с донесением о том, что султан, сразу после визита к нему великого визиря, отсрочил свое почти уже принятое решение о джихаде, а потом и вовсе отменил его. Спустя определенное время том же узнали папский двор и королевские дома Европы.