“Приспособление к окружающей среде, — холодно перебил извал, — является логической целью высших существ. Человеческие существа создали то, что они называют цивилизацией и является не чем иным, как барьером между ними и окружающей средой. Этот барьер настолько сложен и нерационален, что на его содержание уходят все силы расы. Сам по себе человек — легкомысленный доверчивый “раб”, который всю свою жизнь полностью подчиняет служению этой искусственности и в конце концов умирает от какого-нибудь изъяна в своем пораженном болезнями организме. Именно это слабое самонадеянное существо со своим ненасытным желанием властвовать представляет самую большую опасность для здравомыслящих рас Вселенной, полагающихся только на себя”.
Джеймисон рассмеялся:
— Но ты, наверное, согласишься, что, даже по твоим меркам, людям надо воздать должное за то, что такая незначительная форма жизни смогла вопреки всякой вероятности не только выжить, но и, овладев знаниями, добраться до звезд.
“Чепуха! — в словах извала звучало раздражение. — Человек и его мысли — это болезнь. Доказательством служит то, что на протяжении последних минут ты выдвигал всякие благовидные аргументы, чтобы в конечном итоге заручиться моей помощью. Характерный пример лживости людей… Другое доказательство, — продолжал извал, — состоит в том, что я знаю, что нас ожидает после приземления. Даже если предположить, что я не буду пытаться причинить тебе вред, твое жалкое тело будет постоянно в опасности. Ты не можешь не согласиться с тем, что хотя внизу и есть животные, превосходящие меня по силе, но не настолько, чтобы мой интеллект с лихвой не компенсировал эту разницу. В действительности же я сомневаюсь, что внизу найдется хоть один хищник сильнее и быстрее меня”.
— Один хищник — нет, — терпеливо сказал Джеймисон. Он чувствовал напряжение и волновался, зная, что каждый его довод может означать жизнь или смерть. — Но не забывай, что даже твоя густонаселенная планета может показаться пустынной по сравнению с этой. Даже хорошо подготовленный и прекрасно вооруженный солдат не может долго противостоять толпе.
Ответ не заставил себя ждать.
“В таком случае, невелика разница, если солдат будет двое. Особенно если один из них — калека от рождения и будет скорее обузой второму, несмотря на наличие оружия, на которое он возлагает слишком много надежд”.
Джеймисон изо всех сил старался не потерять присутствия духа. Он продолжал:
— Я не возлагаю слишком много надежд на свое оружие, хотя было бы неправильно его недооценивать. Важно то, что…
“Ты наделен интеллектом, — язвительно отозвался извал, — который подсказывает тебе затянуть эту бессмысленную дискуссию до бесконечности”.
— Не “я”, — торопливо вставил Джеймисон, — а “мы”. Я имею в виду преимущество…
“Что ты имеешь в виду, не имеет никакого значения. Ты убедил меня, что не сможешь выжить на острове внизу. Поэтому…”
На этот раз в воздухе мелькнули в синхронном движении две огромные лапы, и оставшиеся стропы, на которых держался Джеймисон, лопнули, как гнилые нитки. Удар был таким мощным, что тело Джеймисона описало дугу в сто футов, прежде чем начало падать во влажном тяжелом воздухе.
В его голове зазвучали слова, холодно и насмешливо:
“Я вижу, что ты предусмотрительный человек, Тревор Джеймисон. Ты запасся не только рюкзаком, но и парашютом. Это позволит тебе благополучно достичь земли. Начиная с момента приземления у тебя будет прекрасная возможность испробовать свои ораторские способности на любом из обитателей джунглей, с которым тебе посчастливится встретиться. До свидания”.
Джеймисон дернул за кольцо и, стиснув зубы, замер в ожидании. Долго, очень долго его падение продолжалось без всяких помех. Он неловко повернул голову, опасаясь, что парашют запутался в обрывках подвесных строп. Убедившись, что парашют начал потихоньку вытягиваться, он вздохнул с облегчением. Вероятно, из-за большой влажности парашют сильно отсырел, и даже после раскрытия потребовалось несколько секунд, чтобы купол наполнился воздухом.
Джеймисон отстегнул обрывки строп подвесной системы и выбросил их. Теперь благодаря плотности воздуха, составлявшей на уровне моря восемнадцать фунтов на квадратный дюйм, он приближался к земле гораздо медленнее. Он скорчил гримасу: уровень моря. Очень скоро он сам окажется на уровне моря.
Посмотрев вниз, он увидел, что под ним нет моря. Правда, кое-где между разрозненными группами деревьев виднелась вода, но это было не море. Остальная часть суши была похожа на пашню, хотя и не совсем. Она имела сероватый отталкивающий вид. Внезапная догадка заставила его похолодеть от ужаса. Трясина! В панике он стал дергать за стропы парашюта, как будто этим мог перенести себя в джунгли, такие близкие, но все же недосягаемые. Он быстро прикинул в уме, что до них не более четверти мили. Он застонал и съежился, заранее ощущая, как его засасывает в небытие вонючая липкая грязь, от которой его отделяли считанные секунды.
Отчаяние заставило его действовать. Осторожно натягивая разные стропы, он старался продержаться в воздухе как можно дольше. Вскоре он понял, что не сможет дотянуть до лесного массива. От смертельной трясины его отделяло менее пятисот футов. Примерно на таком же расстоянии к северо-западу начинались джунгли. Чтобы добраться до них, нужно было опускаться под углом не меньше сорока пяти градусов, а без ветра это было невозможно. Едва он об этом подумал, как легкое дуновение ветра качнуло купол парашюта и чуть приблизило его к заветной цели. Но ветер стих так же неожиданно, как и появился, так что особой разницы не получилось.
Развязка приближалась быстро. До границы джунглей оставалось двести футов, затем сто, и наконец он понял, что через несколько секунд его ноги коснутся серо-зеленой стоячей жижи. Он поднял ноги как можно выше и, намотав на руки стропы парашюта, неимоверным усилием подтянулся и занял почти горизонтальное положение. Этого было мало. Он упал в жижу за добрых тридцать футов до ближайшей поросли, указывавшей на твердую почву.
В тот же миг он распластался на поверхности и чуть не задохнулся от резкого зловонного запаха, источавшегося жижей. Он успел ослабить стропы парашюта в надежде, что купол отнесет как можно дальше.
Везение не оставило его до конца. Обмякший купол застрял в ближайших кустах. Он потихоньку потянул за стропы — купол держался. Тело Джеймисона уже наполовину погрузилось в мягкую засасывающую трясину. Он еще несколько раз дернул за стропы и потянул посильнее. Грязь обволакивала его с пугающей настойчивостью.
В отчаянии Джеймисон потянул за стропы изо всех сил. Его тело слегка освободилось, но в то же время раздался треск рвущейся ткани, и стропы, за которые он держался, ослабли. Он лихорадочно стал перебирать другие стропы, пока не нащупал те, что держали прочно. Он опять потянул изо всех сил. На этот раз ему удалось освободить тело полностью. Еще две попытки, и он наконец оказался на пузырящейся, но все-таки относительно твердой почве.
Не выпуская строп из рук, он потихоньку продвигался вперед, пока не нащупал рукой твердый корень какого-то растения. Последним отчаянным усилием он резко рванулся вперед и очутился в кустах возле порванного парашюта, клочья которого висели на невысоком дереве.
Несколько минут он приходил в себя, не шевелясь и ничего не замечая вокруг.
Но стоило ему оглядеться, как его постигло разочарование, особенно обидное после всего, что пришлось пережить. Он очутился на маленьком островке, отделенном от основного лесного массива трясиной шириной почти в сто футов. Островок был около тридцати футов длиной и двадцати пяти — шириной. Его растительность составляли пять деревьев, самое высокое из которых было около тридцати футов. Больше здесь не росло ничего.
Разочарование сменилось надеждой. У него в рюкзаке был маленький топорик, а общая высота деревьев, если их сложить вместе, составляла более ста футов. Вполне достаточно. Но радость быстро померкла, едва он представил, как будет рубить деревья, очищать их от сучьев, крепить между собой и, наконец, располагать там, где нужно. Эта была непростая и трудоемкая задача.