- Нет-нет, слава Богу. Я путешествую один.
Послушник смочил губку и протянул её Инсарову.
- Справитесь?
Пётр Дмитриевич кивнул.
- Я принесу поесть.
Когда Филарет вышел, Инсаров понял, что неимоверно голоден. В течение последних двух дней он не принимал пищу - его, наверное, только поили, пока он лежал без сознания, вливая воду в рот.
Пётр Дмитриевич встал и обтёр лицо влажной губкой. Провёл по волосам. Сделал несколько шагов в тесной келье и ухватился рукой за край стола. Он очень ослаб. Пришлось вернуться и сесть на кровать.
Что привело его на Кавказ? Погоня за старым врагом - полковником Чудесатовым, опытным охотником и убийцей. После того, как суд оправдал его за недостатком улик (ну, и без связей не обошлось, как подозревал Инсаров), полковник унаследовал состояние брата и с тех пор колесил по миру, ни в чём себе не отказывая. Но спустя пару лет он вернулся в Россию и ясно дал понять Петру Дмитриевичу: ничто не закончилось. Дважды он пытался убить полицейского, и в последний раз улики оказались совершенно неопровержимы - Инсаров, наконец, заполучил необходимый козырь. Чудесатов бежал, сняв деньги с банковских счетов, на Кавказ. Пётр Дмитриевич преследовал его и почти настиг, но тут случилось непредвиденное - буря. И вот он находился на попечении монахов.
Пока Инсаров размышлял и сетовал на судьбу-злодейку, вернулся Филарет с подносом.
- Трапеза скромная, - сказал он, ставя его на стол. - Но вам сейчас иной и нельзя.
Пётр Дмитриевич накинулся на еду. Пока он утолял голод, послушник рассказывал о буре (монахи всю ночь лежали в церкви ниц и молились), о том, как утром прибежал немой (он считался в монастыре вроде юродивого, и часто выходил за стены обители, даже и в грозу) и жестами сообщил о пострадавшем обозе.
- У вас была лихорадка, - сказал Филарет. - Отец Савелий опасался заражения крови, но, кажется, обошлось.
- Очень надеюсь, - отозвался Инсаров. - Это местный доктор?
- Вроде того. Кто-то же должен врачевать.
Пётр Дмитриевич заканчивал трапезу, когда снаружи послышались возгласы.
- В чём дело? - спросил он, вскинув голову, как охотничья собака.
Интуиция подсказывала: случилось неладное!
- Не могу знать, - пробормотал, вставая, Филарет. - Побегу. А вы оставайтесь тут: вам ещё нельзя ходить.
Когда он вышёл, Инсаров встал под окошком и прислушался. Озабоченные крики монахов ясно говорили о том, что произошло событие неординарное. Под ложечкой засосало: захотелось немедленно выяснить, в чём дело. Пётр Дмитриевич осмотрелся в поисках одежды. Её не было. Вот незадача! Ну, не в исподнем же выходить, право слово.
Инсаров налил в глиняную кружку воды и залпом осушил её. Сел на кровать. Перед глазами слегка плыло. Пришлось прилечь.
Пётр Дмитриевич задремал. Ему снились всполохи молний, рёв ветра и выпученные от ужаса конские глаза.
Его разбудил незнакомый голос. В келье находился монах лет пятидесяти, к его поясу были привязаны длинные чётки, оканчивающиеся крестом.
- Отец Савелий, - представился он, увидев, что Инсаров открыл глаза.
- Пётр Дмитриевич. Вы лекарь?
- Пришлось кое-чему обучиться.
Монах опустился на стул. Внимательно всмотрелся в лицо собеседника.
- Как вы себя чувствуете?
- Прекрасно.
- Слабость?
- Вот разве что она.
- Голова не болит?
- Вашими стараниями.
- Моей заслуги тут немного.
Монах выглядел расстроенным и озабоченным. Пётр Дмитриевич решил, что связано это с каким-то досадным происшествием, случившимся в монастыре.
- Я слышал крики, - сказал он.
Отец Савелий метнул в него настороженный взгляд, но промолчал.
- Несчастье? - спросил Инсаров.
- Да, - нехотя ответил монах. - Умер один из братьев.
- Мои соболезнования.
Отец Савелий поднялся. Кажется, ему хотелось поскорее закончить разговор.
- Что с ним случилось? - спросил Пётр Дмитриевич.
Монах замялся.
- Его убили, - ответил он, наконец. - Спаси, Господи, душу грешную! - отец Савелий перекрестился. - Я должен идти: надо осмотреть тело брата келаря. Вдруг душегуб оставил какой знак…
- Я с вами, - оживился Инсаров. - Это по моей части.
- Вот как?
- Да. Я уголовный следователь.
- Но вы ещё слабы, - запротестовал, было, монах, однако Пётр Дмитриевич решительно поднялся.
- Велите принести какую-нибудь одежду, - сказал он. - Право, мне уже гораздо лучше.
Келарь оказался полным мужчиной лет шестидесяти. Он лежал на дубовом столе в маленьком трапезном зале. Борода торчала в потолок, живот покрывали многочисленные разрезы, сквозь которые виднелись серые осклизлые внутренности. Над телом вились мухи.
- Что скажете? - спросил отец Савелий Инсарова.