- Характер ран вызывает недоумение. В монастыре есть орудия, которыми можно сделать такое?
- Нет.
Рваные края, висящие лоскутами куски плоти. Складывалось впечатление, будто убийца орудовал чем-то зазубренным. Но пилой таких ран не нанесёшь - несподручно.
- Надо вызвать исправника, - проговорил тучный монах, стоявший в ногах келаря.
Это был настоятель Троицкой обители, отец Амвросий. С ним Инсаров познакомился только что, в трапезной, куда привёл его монастырский лекарь.
- И отыскать орудие убийства, - сказал Пётр Дмитриевич. - Это прежде всего.
Настоятель кивнул.
- Велю.
Когда вышли на улицу, небо потемнело: с севера наползали синие тучи.
- Приближается гроза, - изрёк отец Савелий. - Опять.
На другой стороне двора показался юноша. Он быстро прошёл мимо, лишь раз взглянув на монахов - без опаски, а напротив, как будто даже с вызовом.
- Кто это? - спросил Инсаров.
- Немой, - ответил настоятель. - Мы зовём его мцыри. Это по-грузински. Готовится принять постриг, но, кажется, не очень-то у него лежит душа к этому. Диковат нравом. Неволить же не хочется.
- Сирота, - добавил отец Савелий. - Родители погибли в стычке с русскими войсками. Его оставил здесь один генерал, когда возвращался в Россию. Хотел усыновить, но мальчонка заболел в дороге.
- Это он сообщил про обоз?
Отец Амвросий кивнул.
- Вечно бегает по округе. Не сидится ему… Ваше счастье.
Гроза началась около девяти. Небо заволокло клубящимися тучами, ударил гром, вспыхнули молнии - яркие, толстые, разлапистые. Дождь сначала часто забарабанил по крышам и траве, а потом припустил во всю мощь, скрывая своей пеленой очертания хозяйственных построек.
Стоя на крыльце, Пётр Дмитриевич наблюдал за бегущими к церкви монахами - они намеревались молиться. Налетел ветер, пригнув к земле кусты и деревья в монастырском саду.
В свете очередной молнии Инсаров заметил чёрный силуэт, спешащий к воротам. Какой-то человек выскочил за каменную ограду и растворился в темноте.
Из отворённой двери церкви струился жёлтый свет. Монахи исчезали в ней один за другим. «Должно быть, опять всю ночь простоят на коленях», - подумал Инсаров. Сам он молился редко - в основном, за сестру. Дуняшка была скорбная разумом и содержалась в клинике.
Пётр Дмитриевич ушёл с улицы к себе в келью. Его слегка подташнивало, голова кружилась, так что он разделся и лёг, с удовольствием растянувшись на жёсткой узкой кровати. Сон сморил его практически мгновенно.
День второй
Утром зашёл Филарет. Принёс завтрак и сообщил, что мцыри пропал.
- Обычно он возвращался с рассветом, - сказал послушник. - Но не в этот раз. Братья между собой всякое говорят.
- Что же? - поинтересовался Инсаров, прихлёбывая горячий чай с привкусом ягод и каких-то трав.
- Будто он и есть убийца. Человек-то дикий. Иной раз так глазом на тебя зыркнет, что страшно делается. Говоришь себе: «Он и зарезать, пожалуй, может!» В общем, отец Амвросий снаряжает для поисков отряд.
- Вот как? - удивился Инсаров. - Что ж так сразу-то? Может, вернётся ещё?
- Он и вещи свои прихватил. Мы уж келью его осмотрели.
Это меняло дело.
- Орудие убийства не нашли?
Послушник покачал головой.
- Никак нет.
Спустя час Пётр Дмитриевич наблюдал за тем, как Троицкую обитель покидают отряжённые на поиски монахи. Затем он прогулялся, чтобы составить представление о том, как на территории монастыря что устроено. Заодно поглядел на свежие могилы - побитых камнями во время бури похоронили на кладбище за церковью.
На обратном пути Пётр Дмитриевич решил заглянуть в храм - поглядеть, где собираются монахи на свои ночные молитвы.
Интерьер оказался неожиданно богатым: позолота, росписи, утварь, огромный ковёр на полу. Следователь прошёлся от одной иконы к другой, поглядел на трепетание свечек, на то, как вьётся пыль в солнечном свете, идущем из окошек «барабана».
Его внимание привлек край мозаики, украшавшей пол и скрытой ковром: рисунок напоминал змеиную голову, из пасти торчал длинный красный язык.
Появился отец настоятель. При виде полицейского нахмурил седые брови.
- Добрый день, - сказал Инсаров, когда монах приблизился. - Я вот разглядываю убранство храма. Необычная мозаика, однако.
- Это гидра, - ответил отец Амвросий. - Символ зла, что многолико и постоянно норовит приумножиться. Выложили по моему приказу девять лет назад, когда я заступил на должность. Хотел, чтобы братия помнила об Аде, который ждёт грешников.
- А почему ковёр положили?
Настоятель усмехнулся.
- Монахи упросили прикрыть. Боялись в церковь ходить.