Сразу же после совещания он позвонил Харукава и договорился с ним о фотографиях для рекламных плакатов. Потом позвонил Кёко на работу и пригласил ее в бар. Было ровно пять, рабочий день кончился, и Кёко немедленно согласилась. Мы заехали за ней на машине. Когда Айда сказал девушке, что фирма заключит с ней договор, и назвал сумму гонорара, она пришла в дикое возбуждение.
— Хочу лепешку! — выкрикнула она.
Ей захотелось лепешки, завернутой в толстый лист морской капусты и политой соевым соусом!
II
Вот уже несколько лет нас сносит течением, и мы не знаем ни минуты покоя. Мы выбиваемся из сил и расходуем уйму денег, но все впустую. Нас беспрестанно гложет тревога. Поначалу тревога эта была лишь смутным предчувствием и столбиком цифр, сейчас она прочно засела у нас в печенках. Мы только о том и думаем, как бы нам выйти из положения, но до чего жалки и бесплодны все наши попытки! Они отдают мертвечиной. Вот потому-то Айда и ушел с головой в свои модели — он не в силах вынести тошнотворного запаха гниющей заживо плоти.
А дело в том, что карамель, неизвестно почему, продается все хуже и хуже. Этим и вызвана наша тревога. Быть может, членам правления, отдающим приказы из своих тихих, уютных кабинетов с установками для кондиционирования воздуха, такое признание придется не по вкусу и самолюбивые стариканы сердито потащат нас к окну: оттуда видно, как со складов выезжают тяжело груженные машины и у кондитерского павильона беспрестанно толчется народ. Так и кажется, что теплая высохшая рука легонько похлопывает тебя по плечу и сиплый старческий голос шепчет:
— Ну, смотри! Продается ведь! И будет продаваться! А ты постарайся, чтоб продавалось еще больше. Надо как следует постараться, только и всего. Ну-ка, пошевели мозгами, нет ли у тебя какой-нибудь стоящей идейки?
И все-таки это жалкий голос. И его благодушие фальшивое. Стариканы упорно отворачиваются от графика продажи, висящего на стене.
Это верно — грузовики ежедневно увозят в город тонны продукции. Верно и то, что в кондитерском павильоне с утра до вечера не прекращается толчея. На садовых скамейках валяются пустые коробки из-под карамели. По воскресеньям пыль в зоопарке имеет сладкий привкус. Рука девушки, читающей в постели, без устали срывает пропитанные парафином обертки. Все это действительно так. Карамель продается.
Но на столе передо мной лежит бумажка с цифрами: приход и расход. Стоит взглянуть на эту бумажку, и все разом исчезнет — тяжело груженные грузовики, толкотня в павильоне, сладковатый привкус пыли и рука девушки. Эта бумажка бьет тревогу, — я отхожу от окна, возвращаюсь к столу, и она оглушает меня, как набат. Я беру месячную сводку и вычерчиваю на графике новый отрезок кривой — он едва заметно клонится книзу.
Кривая выражает самую суть нашей проблемы. Длинная, сильно изломанная линия, достигнув однажды наивысшей точки, стала безвольно, неудержимо стекать вниз. Мы не поднимаемся на пологий холм и даже не шагаем по равнине. Бывают, правда, небольшие подъемы, но все же дорога, несомненно, идет под уклон…
Если подсчитать расходы на переоборудование фабрик, на рекламу и заработную плату, вычислить процент чистой прибыли и сравнить его с этой кривой, станет еще яснее, как тяжко болен «Самсон». И во второй раз подходить к окну уже не захочется. Цифры — вещь более убедительная, чем толпа на площади.
У «Аполлона», «Геркулеса» и фирм помельче дела обстоят точно так же. Как ни крути, карамель продается все хуже и хуже. Может, у нынешних детей по-другому устроен язык? Каких только теорий мы не выдвигали… Первыми попытались объяснить ситуацию наши разъездные агенты. Эти сладкоречивые рыцари эпохи капитализма, считающие себя оплотом фирмы, успокаивали стариканов с профессиональной убедительностью:
— Месяц нынче особенно неудачный. Как праздничные дни — так дождь. Что ж удивительного, что товар залежался на складах! Э-э, установится погода, и все образуется. Все так считают — и оптовики, и владельцы магазинов. Встретился я тут как-то в командировке с агентом «Аполлона». Он тоже слегка приуныл, но не сдается: «От дождя, говорит, только начинка в пирожках растаять может, но не мы с тобой. Так что не вешай носа, беспокоиться не о чем».
И все-таки беспокоиться есть о чем. Мы работаем в здании, выстроенном по последнему слову архитектуры. Стены здесь выкрашены в такой цвет, который, по мнению психологов, максимально повышает производительность труда. На фабриках — сплошная автоматизация. В обеденный перерыв там звучит вальс: как известно, это снижает нервное напряжение. Словом, весь антураж — сверхсовременный, а беспокоит нас каждый день завтрашняя погода. Для «Самсона» сводка метеостанции — лакмусовая бумажка. Если в воскресный день по всей стране идет дождь, тонны карамели остаются лежать на складах. Ведь матери победнее раскошеливаются только в воскресенье. Стало быть, кое в чем разъездные агенты правы. И хоть они утешают стариканов, те скрепя сердце вынуждены признать, что сбыт действительно сокращается.