Мне хорошо известно, сударыня, что в вас так много чувствительности и милосердия, что вы не пожелаете ввергать ни меня, ни кого бы то ни было в то ужасное состояние, в котором вы ныне обретаетесь; это несомненный знак вашей природной доброты. Прошу мне верить, что такова и моя природная склонность и что ежели вы страдаете, то я этому никак не мог способствовать.
Не старайтесь оправдать меня в этом отношении: я не виноват в том, в чем вы меня обвиняете. Я убежден, что монахиня, подобно вам полная совершенств, бесконечно привлекательна. Доводы, которые вы приводите в пользу того, что к ней подобает питать какое-то особое чувство, по сравнению со светскими женщинами, весьма убедительны; но, оставляя в стороне все эти выдвигаемые вами веские доказательства, я скажу вам без лишних слов, что проникся к вам уважением только благодаря вашим собственным достоинствам. Манера светских женщин вести себя мне не по нраву; большинство из них изменчивы, им непривычно подолгу любить одного и того же человека, или, ежели они его и любят, то лишь для виду, из одолжения или из корысти. Суровость, к которой они прибегают, пренебрежение, желание помучить, кокетство, притворство причиняют любовникам во сто раз больше огорчений, нежели радостей. Я отлично понимаю, что вы ссылаетесь на эти доводы не для того, чтобы внушить к себе любовь: вы наделены слишком похвальными качествами, чтобы не привлекать к себе самые неприступные сердца; ваше обаяние столь властно, что противиться ему невозможно; красота, постоянство, верность, кротость вызывают восхищение, стремление служить и поклоняться вам у всех тех, кому выпало счастье знать вас. Другие красавицы мало что значат в сравнении с вами, и осмелюсь сказать, что заточать в монастырь женщину, полную стольких совершенств, как вы, — преступление. Ежели вы несчастны, то лишь потому, что вы пленница, от положения которой вы можете освободиться, когда пожелаете. Вы напрасно опасаетесь, что я мог изменить вам, ибо не видел вас каждый день. Неужто вы не знаете, что видеться с вами слишком часто не было ни в моей, ни в вашей власти, ибо вы находились взаперти, а также потому, что я подвергал себя опасности, входя к вам в монастырь? Ежели я расстался с вами и направился в армию, то это произошло лишь с вашего согласия: одни ваши достоинства способны были меня удержать. Ежели бы вы приказали мне остаться, я бы весьма охотно распростился со службой моему государю, дабы целиком принадлежать вам, не опасаясь ни гнева ваших родственников, ни строгости законов вашей страны. Я усердно доказывал вам мою страсть, будучи в Португалии. Ежели ныне знаки моей любви не дошли до вас, я в том неповинен, но мне было бы весьма огорчительно, если бы вы вышли из монастыря и приехали ко мне во Францию. Не потому что я не был бы бесконечно рад обнять вас в этой прекрасной стране, но по причине опасности, коей бы вы подвергались, и утомления, которое бы вы испытывали в дороге. Я отлично знаю, каким образом лучше всего осуществить ваше намерение, когда я буду иметь счастье вас увидеть, ежели вы все еще того желаете. Я беру на себя смелость говорить с вами так в своих письмах, поскольку вашей настоятельнице и вашим почтенным родственникам известно о нашем сговоре. В то же время ваша сдержанность в любви, ваша холодность, ваше презрение, ваша столь быстрая перемена так огорчают меня, что я нахожусь в полном отчаянии; но все равно я утешаю себя, ибо настолько уверен в вашей нежности и любви, что твердо убежден лишь в одном: как только вы получите мое письмо и увидите меня хотя бы ненадолго, вы измените свое решение. Я не могу не знать, сударыня, что я вам обязан большим, нежели кому бы то ни было на свете: вы беззаветно полюбили меня, отдали мне свое сердце, принесли мне в дар свою честь и свою жизнь, невзирая на противодействие ваших родных, суровость монастырского устава и строгость законов вашей страны. О, как мне только не благодарить вас за столь пылкую любовь! Неужто вы полагаете, что я могу вас забыть, что я покину вас после столь драгоценных доказательств вашей любви? Вы были бы вправе, сударыня, гневаться на меня, будь я неблагодарен до такой степени, что не писал бы вам и не проявлял бы ответного чувства на вашу любовь с той же пылкостью, с какою проявляете ее вы. Поступок мой не был бы достоин порядочного человека, я был бы изменником, злодеем и самым неблагодарным любовником на свете. Напротив того, бог мне свидетель, я всегда продолжал вас боготворить и любить более, чем самого себя. Я ни разу не погрешил в отношении вас отсутствием надлежащего почтения и должной любви: я отвечал на ваши письма со всем пылом и со всей возможной учтивостью; я выказал вам самую высокую и самую пылкую страсть, какую только может испытывать мужчина к самой прелестной и полной совершенства женщине. Я продолжаю нерушимо хранить это чувство. Что еще я могу сделать для вас? Чего вы желаете от меня? Я вам принес в дар всего себя и все, чем я владею. Я готов отрешиться от всего ради вас, совершить длительное путешествие, переплыть моря и подвергнуть свою жизнь прихотям водной стихии, дабы разыскать вас в вашей обители: после стольких доказательств моей страсти (ежели мне посчастливится преодолеть все эти опасности) мне останется лишь снова отдать себя во власть вашему гневу. Это я и сделаю, когда мне выпадет на долю великое счастье вас увидеть. Хотя я и неповинен во всем том, в чем вы меня обвиняете, я хочу отдать себя в жертву вашему пылкому негодованию, не противясь вашей малейшей воле. Все эти доказательства моей страсти к вам весьма далеки, сдается мне, от того подлинного отвращения, которое, как вы полагаете, движет мною, ибо я вас бесконечно люблю и всецело вам предан. Я прекрасно знаю, что у меня нет ни одного из тех достойных качеств, которые бы заслуживали вашей любви, кроме качества преданного любовника, хотя вы в этом уже разуверились. Вы меня спрашиваете, что я такого сделал, чтобы вам понравиться? Чем я пожертвовал для вас? Не искал ли я себе одних удовольствий? А я хочу спросить вас, не повиновался ли я вам во всем, что вам было угодно? Не принес ли я вам в дар всего себя и все свое состояние; и искал ли я иных услад помимо тех, которые вы мне подарили? Ежели я играл или бывал на охоте, разве вы не одобряли эти развлечения? Ежели я был в рядах армии, разве вы на это не соглашались? Ежели я вернулся оттуда в числе последних, то лишь потому, что меня удерживали силою. Ежели я подставлял себя под пули, то делал это со всем возможным для меня хладнокровием и благоразумием, но всегда с честью, дабы стать достойным вас. И ежели по моем возвращении я не остался в Португалии, то лишь потому, что тогдашние обстоятельства недостаточно благоприятствовали нашей любви. Правда, меня понудило уехать письмо моего брата, но по делу столь спешному, что оно не терпело отлагательств. Вы с этим согласились, но, ежели бы вы мне приказали отложить мое путешествие и даже остаться, я бы вам повиновался. В пути я едва не умер от тоски и печали и ежели немного рассеялся, то лишь для того, чтобы сохранить себя для вас. К какому же выводу после всего этого надобно прийти? По какой же причине вы меня, судя по вашим словам, смертельно ненавидите, ежели не по той, которую вы себе придумали? Какие беды вы навлекли на себя, ежели не те, которых вы сами пожелали? Ежели вы мне подарили большую истинную страсть, я не употребил ее во зло; напротив того, я сумел бережно отнестись к ней и ответить вам нерушимой взаимностью. Ежели вы не прибегали в отношении меня к уловкам, разве я не был в свой черед искренен с вами? Надобно, говорите вы, искусно подыскивать средства, дабы зажечь любовь: противился ли я вашей страсти? И почему вам неугодно, чтобы любовь рождала любовь, ибо истинная тайна стать любимым — это полюбить? Вы говорите, что я хотел, чтобы вы меня полюбили; признаюсь в этом. Но когда б я даже не имел этого намерения, вы все же меня полюбили бы, ибо признались, что любили меня до того, как я выказал вам свое чувство. И если б даже я попытался выказать вам свою любовь без вашего на то согласия, разве я не был бы прав, ибо все, что я увидел в вас, было достойно любви. Правда, мне показалось, будто по строю своей души вы влюбчивы, но от этого страсть моя к вам оказалась ничуть не меньше, и даже напротив того, она возросла до крайних пределов. И тут я не прибегнул к вероломству. Я не обманул вас: мне не страшны ваши угрозы. Я убежден, что, вникнув в мои доводы, вы окажетесь слишком благоразумной, чтобы предать ни в чем не повинного любовника мести со стороны ваших почтенных родственников. Ежели вы полагаете, что, полюбив меня, вы испытали с