Выбрать главу

Он размышлял об этом по ночам, а волки бродили вокруг его нового убежища и наполняли темноту своим воем. Он поймал себя на том, что размышляет об этом и в дневные часы, специально отведенные для молитв и духовных упражнений великопостного бдения. Он так и сказал на исповеди приору Чероки, когда тот совершал свой очередной воскресный обход.

— Ты не избавишься от суетности, если тебя будут беспокоить посторонние дела; у тебя достаточно забот с твоими собственными, — сказал ему священник, упрекнув в пренебрежении к молитвам и упражнениям. — Они задают такие вопросы исходя вовсе не из того, правда это или нет. Они стряпают их, исходя из того, что из случившегося может стать сенсацией. Чепуха все это! Кстати, могу тебе сообщить, что благородный отец аббат запретил всем проходящим искус обсуждать это дело.

Минуту спустя он добавил печально:

— Значит, не было ничего такого, что указывало бы на сверхъестественное происхождение старика, не правда ли? — в его словах слышалась слабая надежда.

Брат Франциск был удивлен. Если и было что-то, наводившее на мысль о сверхъестественном, он этого не заметил. Но даже внимательно обдумав вопросы, на которые не мог ответить, он не вспомнил ничего значительного. Обилие вопросов заставило его почувствовать, что его недостаточная внимательность была, некоторым образом, предосудительна. Он был благодарен пилигриму за то, что тот помог ему обнаружить убежище, но воспринимал события исключительно с точки зрения собственных интересов, в соответствии с собственным страстным желанием получить хоть какое-то доказательство того, что решение посвятить свою жизнь монашеским трудам родилось не столько по его собственной воле, сколько из благости, побудившей это волеизъявление, благости, которая не принуждала, но давала возможность выбрать. Очевидно, события имели более глубокий смысл, но он, занятый самим собой, его не уловил.

«Каково же твое мнение о собственной отвратительной гордыне?»

«Моя отвратительная гордыня была сродни гордыне того кота из басни, который изучал орнитологию, мой господин».

Его желание произнести окончательный и вечный обет — разве оно не сродни побуждениям кота, который стал орнитологом, чтобы утолять свою кровожадность, тайно пожирая одних птиц, но воздерживаясь от других. И если кот проявлял свею враждебность к птицам по зову природы, то Франциск по своему собственному внутреннему зову с жадностью пожирал всякое знание, которое можно было получить в то время. И поскольку не было никаких иных школ, кроме монастырских, он надел на себя сначала одежду постуланта34а затем и одежду послушника. Но предположить, что Бог, равно как и природа, призывает его стать профессиональным монахом ордена?

Что ему было делать? Он не мог возвратиться на родину, в Юту. Еще ребенком он был продан в рабство колдуну, который сделал из него слугу и помощника. Убежав от него, он уже не мог вернуться без риска встретиться с жестоким племенным «правосудием». Он украл собственность колдуна (этой собственностью был он сам), и хотя воровство считалось почетной профессией в Юте, Франциск числился государственным преступником, так как жертвой воровства стал племенной колдун. Кроме того, ему не хотелось после учения в аббатстве возвращаться к примитивной жизни невежественного пастушьего племени.

Но что же еще? Континент был мало заселен. Он вспомнил карту на стене библиотеки аббатства: редкие пятна областей, где была если не цивилизация, то, во всяком случае, гражданская система и продолжали существовать кое-какие формы законной власти, преобладая над племенным правом. Остальная часть континента была едва заселена лесными и равнинными племенами, которые, правда, не были дикарями, а образовывали свободные родовые сообщества. Рождаемость у них была едва достаточной для поддержания уровня населения (не считая рождения мутантов и чудовищ). Основным занятием жителей континента, за исключением нескольких прибрежных районов, была охота, земледелие, война и колдовство — последнее было самым многообещающим «занятием» для юношей, желающих достичь, в первую очередь, максимального богатства и авторитета.

Образование, которое Франциск получил в аббатстве, не дало ему практических навыков для жизни в темном, невежественном и прагматичном мире. Там не было никакого подобия науки, и образованный молодой человек, следовательно, не имел никакой ценности для общины, если он не умел обрабатывать землю, воевать, охотиться, не проявлял особых талантов во внутриродовом воровстве, или в отыскании воды, или в обработке металла. Даже в редких областях, где существовали некоторые формы гражданской системы, образованность Франциска ничем не помогла бы ему, если бы пришлось жить вне церкви. Правда, иные бароны держали одного, а то и двух писцов, но такое бывало настолько редко, что надеяться на это не стоило. К тому же, их места чаще всего занимали монахи, а не обученные в монастыре миряне.

Исключительный спрос на писцов и секретарей принадлежал самой церкви, чья тонкая иерархическая сеть растянулась по всему континенту. Достигала она и далеких берегов, хотя заграничные епархии управлялись автокефально, лишь номинально подчиняясь папскому престолу, будучи отрезаны от Нового Рима не столько схизмой, сколько океаном, который пересекали теперь не часто. Совершенно ненамеренно, даже не желая этого, церковь превратилась в единственное средство коммуникации, с помощью которого новости передавались по всему континенту. Если чума приходила на северо-восток, то вскоре о ней узнавали на юго-западе. Это было побочным следствием сообщений, рассказываемых и пересказываемых посланцами церкви, приезжавшими из Нового Рима или уезжавшими туда.

Если вторжение кочевников на далеком северо-западе угрожало какой-либо епархии, то вскоре на юге и востоке с церковных кафедр зачитывалась энциклика, предупреждающая о вторжении и осеняющая апостольским благословленная «людей всех сословий, искусных во владении оружием, которые, обладая средствами для совершения похода, должны быть благочестиво расположены совершить его в соответствии с присягой на верность нашему возлюбленному сыну N, законному правителю этих мест, на такой период времени, который окажется необходимым для поддержки постоянной армии для защиты христианства от объединенных языческих орд, чья безжалостность и жестокость общеизвестна, и которые, к нашему глубокому прискорбию, пытают, убивают и даже пожирают тех пастырей божиих, коих мы сами послали к ним со словом, чтобы они могли войти, как овечки, в загон для агнцев, чьими пастырем на земле мы являемся. Итак, хотя мы никогда не отчаивались и не переставали молиться о том, чтобы эти блудные дети тьмы приведены были к свету и вошли в наше царство с миром (ибо не следует думать, что мирные кочевники будут согнаны с земель, столь обширных и незаселенных; нет, те кто придут с миром, будут встречены благосклонно, даже если они будут чужды истинной церкви и ее божественному основателю, до тех пор, пока они будут прислушиваться к законам естества, запечатленным в сердцах всех людей и склоняющих их ко Христу по духу, хотя им и неизвестно его имя), тем не менее, все мы, христиане, благоразумно собравшись и снарядившись, молясь о мире и обращении язычников, препояшемся мечами для защиты северо-запада, где объединились орды и в последнее время участились случаи варварской жестокости. И каждому из нас, возлюбленные сыновья, кто может носить оружие и отправляется в поход на северо-запад, чтобы соединить свои силы с теми, кто готовится справедливо защищать свои поля, дома и церкви, мы при сем даруем, как знак нашей особой любви, апостольское благословение».

вернуться

34

Постулант — кандидат на поступление в религиозный орден,